Читать книгу "Дневники голодной акулы - Стивен Холл"

Дым сигареты струился прямо мне в глаза. Я прищурился и кивнул.

— Хорошо. Бежать тебе придется изо всех сил. Постарайся как можно быстрее миновать освещенный участок. Беги только вперед. Не останавливайся, не смотри без необходимости вниз, а назад не смотри вообще. Все уяснил?

Я снова кивнул.

— Прекрасно. Готов попробовать прямо сейчас?

— Да.

— Раз. Два. Три.

Я со всех ног рванулся к кругу света, но девица обогнала меня уже через несколько шагов, несясь в отчаянном спринте. Пульсирующий адреналин позволил мне выхватить лишь несколько стоп-кадров с ее изображением, когда она ворвалась в световой круг впереди: черные волосы, армейская куртка, вспыхивающие желтые подошвы ее ботинок. Когда она на бегу схватила за спинку стул, тот из-за набранной ею скорости так и захлопал в воздухе у нее за спиной, а она тут же снова скрылась во тьме. Спустя полсекунды я вбежал в световой круг, замедлил темп до разминочного на полусогнутых и подхватил с пола ноутбук. Набирая скорость, я, выворачивая предплечье, поднял его и прижал к груди, а потом — на чем-то поскользнулся. Не устоял, начал, раскинув руки, падать, а ноутбук заскакал передо мной по плитам, как пущенный по воде плоский камешек. Распростертый на полу и запыхавшийся, я обернулся посмотреть, из-за чего упал. Один из диктофонов. На мельчайшую долю секунды — времени для мысли не было, лишь для побуждения и импульса — мое сознание растягивалось в двух направлениях. Взглянув вперед, я увидел смутный силуэт девушки, пытавшейся сорвать с окна жалюзи. Обернулся назад. Диктофон был всего в нескольких дюймах от моего ботинка. Вскочив на ноги, я схватил его и на несколько шагов вбежал обратно в круг света. Не останавливаясь, бросил диктофон в по-прежнему открытую кожаную сумку Никто. Схватил второй диктофон, потом третий, бросил их в сумку. Где четвертый, разбитый?

— Какого черта ты там делаешь? — донесся голос девушки из дальнего конца палаты.

— Диктофоны… — начал было я.

А, вот он, четвертый — разломанный на куски, сразу же за световым кругом. Перекинув сумку через руку, бросился к останкам.

— Что ты делаешь? Давай сюда, он почти уже там, почти уже там, почти уже там…

Скользнув вниз, я стал бросать в сумку самые крупные обломки диктофона, морщась от усилий затянуться — сигарета по-прежнему была зажата в углу рта. Выпуская струю голубого дыма, быстро огляделся вокруг. Подумал, будто увидел что-то, что-то, происходившее с плитами пола в дальнем конце палаты, в том ее конце, откуда мы убежали. Я вскочил на ноги как раз в тот миг, когда оторвались жалюзи и в окно хлынул свет послеполуденного солнца. В плитах я снова увидел движение, на этот раз ясно. С секунду это казалось бессмысленным видением, затем фокусировка моего взгляда изменилась.

У меня обвисли и похолодели все поджилки.

— Боже мой, — сказал я, тихо и просто.

— Беги! — закричала девица.

Ноги у меня ослабели и размякли, я их почти не чувствовал. С ужасом я опасался, что они подкосятся подо мной, как только я сдвинусь с места, но, несмотря на дрожь, они меня удержали. Я бросился бежать, и бег был болезненно медлителен, будто снят рапидом — между каждым соприкосновением ноги и пола проходило по миллиарду лет, а набитая диктофонами кожаная сумка Никто неуклюже раскачивалась, переброшенная через руку.

Впереди слышен был звон битого стекла — девушка протаранила стулом окно и ударила еще раз и другой, чтобы его ножками вышибить из рамы зазубренные осколки.

— Беги! — снова крикнула она мне. — Быстрее, черт!

Я выжимал все, что было возможно, из своих трясущихся ног, а когда добежал до ноутбука, сильно пнул по нему, так что он, вертясь, заскользил по плитам в сторону девушки. Она поставила стул у разбитого окна, чтобы он служил ступенькой, я слышал-чувствовал звук, подобный шипению воспоминаний, пробивающихся на поверхность, а девушка наклонилась, схватила ноутбук, крикнула: «Быстрее!» — поднялась на стул, прыгнула в окно и исчезла. Остался только я.

Только я, бегущий.

Только я, бегущий, с резью в животе, с дрожью во всем теле, не уверенный, смогу ли сделать очередной шаг, каждую секунду ожидая, что нога погрузится в пол и будет утянута, или поймана, или на что-то налетит, после чего ее станут дергать и трясти. Мои ноги, одна за другой, ударяли по полу, слишком, слишком медленно, в полной тишине между каждым шагом:

И вот я оказался у стула и прыгнул — одна нога отталкивала меня от сиденья, все выше и выше, и я подбирал ноги и наклонял голову, группируясь, а вокруг не было ни звука — я находился в воздухе, вылетая через выбитое окно наружу, в дневной свет.

* * *

Сначала я приземлился на ноги, а затем меня повело вперед, и я упал на четвереньки, что сопровождалось парой хлюпающих ударов. Мокрая трава и пропитанная влагой почва так и вплеснулись, когда подошвы моих башмаков, колени и распростертые ладони погрузились в холодную грязь.

— Не потеряй ее, — сказал голос девушки.

Сигарета выпала у меня изо рта и лежала, испуская завивающуюся струйку дыма, среди стеблей влажной травы.

Я поднял взгляд на свою спасительницу.

— И начинай-ка делать, что тебе говорят, — сказала она, — иначе я оставлю тебя одного.

Она повернулась и размеренным бегом устремилась вниз по длинной травянистой лужайке.

Я поднялся на ноги, вытер ладони о джинсы, подобрал сигарету, безо всякой охоты сунул ее меж сухих губ и несколько раз пробно затянулся, чтобы ее оживить. Перекинув через руку сумку, я болезненно затрусил по лужайке вслед за девушкой. К тому времени, как я ее догнал, она по плечи зарылась в разросшийся рододендроновый куст.

— Что ты делаешь?

— Отодвинься, — сказала она.

Я отступил в сторону, и она вывела из лиственного укрытия старый мотоцикл. Развернула его и прыгнула в седло.

— Садись.

Я перекинул ногу в заляпанном ботинке через сиденье позади нее, а она сунула руку в задний карман брюк, доставая ключи.

— Ты не поранился?

— Что? Нет. Не знаю.

События превратились в бешено кружащийся вальс, где я пытался уловить хоть какой-то проблеск смысла, меж тем как мир проносился мимо в сливающихся цветных полосах.

— Ч-черт!

Она смотрела назад, в сторону госпиталя.

Я проследил за ее взглядом вверх по лужайке.

Слякотные брызги мгновенных впечатлений — о футбольных матчах в дождливые дни, о тяжело ступающих желтых резиновых сапогах, о поскользнувшемся форварде, промазавшем по мячу… Миллионы мелких фрагментов памяти выбрасывались под давлением из влажной лужайки и скатывались от госпиталя к нам. Это давление производилось огромной концептуальной штуковиной, находившейся непосредственно под почвой.