Читать книгу "Женщина-лиса - Кий Джонсон"

Малейшее дуновение ветерка вызывает радость.

39. Дневник Кицунэ

Я была так увлечена своей учебой, что едва заметила отъезд Шикуджо. Я не считала это частью волшебства — что моя соперница будет так легко и быстро устранена. Просто ее отъезд казался мне неизбежным, как неизбежен дождь, когда на небе собираются грозовые тучи. Конечно, она должна была уехать. Что ей еще оставалось делать?

Если раньше, чтобы наблюдать за людьми, мне приходилось прятаться от Дедушки, то теперь я делала это открыто и днем и ночью.

С отъездом Шикуджо Йошифуджи стал меньше разговаривать и реже писать. Он говорил только с Хито и еще несколькими слугами, ел, спаривался с девушкой-служанкой, спал под сеткой от комаров. А я наблюдала.

Слуги стали более оживленными. Они собирались в группы, разбивались по парам. Они готовили и ухаживали за садом и животными. Они играли — во все те игры, которые мы раньше видели с Братом. Они вили веревки, связывали тростник, мастерили сундуки, стирали белье. И постоянно разговаривали. Сплетничали о людях из соседних имений, о своих господах. Они никогда не бывали одни и никогда не бывали спокойны.

Никому не казалось странным то, что женщина могла так просто уйти, как это сделала Шикуджо. Сейчас я знаю кое-что о том, что может заставить женщину покинуть мужчину, которого она еще любит. Но тогда я чувствовала свое превосходство над этой странной молчаливой госпожой: я бы никогда не оставила Йошифуджи, как это сделала она. Я была лисой. Я понимала, что значит преданность семье — тогда я забыла о путешествии, которое закончилось дыханием Йошифуджи на моей шерсти и словами лунных лисиц.

Я смотрела, я училась. Но мне было трудно сосредоточиться, и я терлась мордой о землю, чтобы прекратить головокружение.

Я не знаю точно, как работает магия. Как я уже сказала, я сосредотачивалась. Иногда я и моя семья разговаривали о чем-нибудь, и все. Позже, когда мы создали слуг, я смотрела, как они делали экран или разводили огонь, как это сделали бы обыкновенные людские слуги. Наши образы менялись от лисьих к человеческим.

Мы вырыли новую нору под сторожкой у ворот. Она была большая, со множеством комнат, с полами, отполированными постоянными уборками. Там были и сундуки, и лакированные ящики, наполненные шелковыми платьями и черепаховыми гребнями, фарфоровыми чашками и серебряными палочками для еды, бумагой, кисточками для письма с бамбуковыми ручками и чернилами, набором чашек для чайных церемоний, похожих на гальку на дне озера. На самом деле мы не создавали все эти вещи. Это была просто грязь и сухая лисья нора. Но мы сделали так, будто все это существовало на самом деле. Я не могу это объяснить.

Дом был построен по образу дома Йошифуджи. Только наш был больше, красивее. Все само приходило к нам, когда мы ходили по пустым комнатам. Мы не знали, какие вещи тут и там должны находиться, мы даже ни разу их не видели — мы просто чувствовали, что это должно быть именно так, а не иначе. Так появилась обивка из золота на одной из внутренних раздвижных стен и парча над кроватью Йошифуджи.

Я посмотрела на то, что должно было стать его комнатой, и сказала:

— Там, в углу у сундука для свитков. Я думаю, там должен быть экран, украшенный росписью, — и он появился.

Мы сделали сад вокруг нашего дома, с камнями и прудом и с плотными зарослями кустарника. Это было бы мечтой лисы, если бы я все еще была лисой, но даже теперь у меня иногда появлялся соблазн затаиться в них в том образе, к которому я привыкала. Мы создали в нашем мире солнце, звезды — такие же, как настоящие. И в однажды заведенном порядке они сменяли друг друга: наступал день или ночь, новая луна сменяла старую. В лисьем саду цвели пионы.

Мы создали множество слуг: все они были быстрыми, тихими и умными. Однажды мы сидели в комнате (я знала, что это будет моя комната), а они входили по одному, кланялись. Последней вошла моя главная служанка: Джозей. Она была тонкая, как тростинка, одетая в платья темно-синего цвета, спокойная и умелая женщина.

— Простите за беспокойство, моя госпожа, — сказала она голосом, напоминавшим звуки флейты, и изящно поклонилась.

Когда я (в образе женщины) пошла за ней некоторое время спустя, она была в соседней комнате и уже приказывала моим служанкам выложить шелка осенних цветов из сундуков и сшить их части в платья. Беспокойная, я вышла из комнаты (в образе лисы) и пошла искать Дедушку.

Он сидел перед столом, заваленным бумагами разного размера. Передние лапы сложены вместе, настороженный, с поднятыми ушами, он внимательно слушал, как его слуга в аккуратном чистом платье читал ему письма.

— Дедушка!

Уже в образе мужчины Дедушка выпрямился и нахмурился. Он сделал знак, и слуга выскользнул из комнаты.

— Ты больше не должна бегать в образе лисы. Слуги…

— Откуда взялись эти шелка? — перебила его я. — Откуда они знают, как выглядят части платья? Где они научились шить? Я никогда не видела, как это делается, откуда тогда они знают?

Он поднял руку, чтобы я замолчала:

— Они лишь тени. Они нереальные. А тени не могут знать, что они делают.

— Тогда кому они подражают?

— Магия может больше, чем мы думаем и знаем. Она нереальна, поэтому может позволить себе быть идеальной. Понимаешь?

Я не понимала. Но какая мне была разница, как это работало? Мы создали мир, в котором Йошифуджи должен был стать моим. И это главное.

40. Дневник Шикуджо

Указатели миль проносятся мимо —

И нельзя доказать, что это одни и те же —

Мое сердце знает, что это не так.

41. Дневник Кицунэ

Время проходило, и мы чувствовали себя уютно в образе людей. Мой Брат стал изысканным молодым человеком, невысоким, хрупким, с тонкими руками поэта. Его волосы были сбриты. Сзади осталась лишь небольшая прядь, которую он завязывал в аккуратный хвост — как, мы видели, делал Йошифуджи. Он одевался в зеленое и красное, как молодой придворный.

Он ненавидел те перемены, которые с нами произошли, и боролся против них, пока Дедушка (или я, когда его не было) не напоминали ему о его месте в семье.

Как-то раз я спросила Брата об этом. Мы гуляли в саду и смотрели на цветущие ирисы.

— Тебе это не нравится? Ты злишься?

— А как мне не злиться? Ты была моей Сестрой, другом, самкой. А теперь ты все изменила! Я не подхожу для твоего мира.

— Ты нужен мне.

— Разве? У тебя есть мужчина, которого ты любишь. У тебя есть это тело… — Он ткнул меня в грудь. — У тебя есть все, о чем ты только могла мечтать, Сестра.

— Но мы так похожи, — конечно, я солгала — великодушная в своей человечности. — В этом мире есть место для тебя.

— В качестве кого? Я — лиса. И я не хочу быть кем-то иным. Ты и Дедушка — единственные в нашей семье, кто бредит мыслью быть людьми. Это болезнь какая-то.