Читать книгу "Отсвет мрака - Евгений Филенко"

— Изумительное имя, экзотическое. Вполне гармонирует с вашей внешностью. Прекрасно. Откровенность за откровенность. А я Иван Альфредович Зонненбранд. Не слыхали про такого? Или это вы меня и скрадываете?

Она трудно кивает.

— Плохие времена настали для ктырей, — сокрушаюсь я. — Трудно с кадрами. Вот уже берут на работу слабых, беззащитных женщин. И даже продвигают по службе. В мое время такого не было. А согласитесь, приятно дряхлому, обеззубевшему аутло на склоне дней побеседовать с совершенно обнаженным старшим инспектором ДЕПО! Это достойный венец карьеры…

— Послушайте вы, аутло хренов, — вдруг говорит она резко. — Можете стебаться и дальше. Ваша взяла. Но дайте же одеться!

— Не дам, голубушка. Это вам уже ни к чему. И «стебаться», как вы изволили выразиться, я намерен Долго и изощренно. И то, что через какое-то время мои коллеги вас изнасилуют на моих глазах всеми известными человечеству способами, лишь малозначительный эпизод обширной программы… А теперь говори, стерва!

Она собирается в комок, замысловато переплетает конечности, лишь бы я ничего не видел, кроме сплошных локтей и колен. А я вижу все. И прежде всего то, что теперь-то она наконец испугалась по-настоящему.

— Что… что говорить?

— Как меня нашла. Что знаешь обо мне. Почему вообще ктыри меня ищут. Кажется, до этого дня перед лицом закона я был невинен, как ребенок.

— Убийство трассера в «Инниксе». Убийство Ольги Цариковой…

— Какой еще Ольги? Я не знаю, кто это!

— Вас видели в ее обществе.

Слава Богу. А я уж подумал, что Тунгус начал петь…

— Допустим. Но я не убивал ее. Спал с нею — это было. Но крови на мне нет.

— Тогда чего же вы от нас бегаете?

— Потому что…

А действительно, почему? Как ей рассказать про сутулых серых типов, что таскаются по моему следу вот уже несколько дней, суля царское богатство и устрашая полным своим пренебрежением к человеческой жизни?

— Потому что люблю бегать. А вы, должно быть, обожаете меня ловить. Вот у нас и образуется пулька.

— Если то, что вы говорите, правда, зачем тогда вам мучить меня?

— Мучить? Вас?! Да разве я похож на палача, милая Индира? Я и не говорил этого никогда. Мучить и казнить вас будут совершенно посторонние люди. А я при этом поприсутствую какое-то время. После чего незаметно удалюсь, чтобы не оставлять по своему обыкновению следов. Да и то, во что вы к тому моменту превратитесь, уже не сможет служить объектом хоть какого-то сексуального интереса. Скорее анатомического… Вы разыскали меня. Отлично! Но я, как и вы, нахожусь при исполнении профессионального долга. И означенный долг диктует мне свою логику поступков, вполне допускаю — для вас неприемлемую…

— Ты, сволочь, — она встает во весь свой небольшой росточек, расправляет плечи и делается похожей на Маугли с картинок в полузабытой детской книжке. — Теперь слушай меня и не перебивай. Мне приказали поймать тебя. Я не хотела. У меня были другие дела. Но ты убил девчонку Ольгу Цари-кову. И тогда я решила тебя взять. И возьму, чего бы это ни стоило. И бывший ли ты разведчик или нет- значения не имеет.

Я со вкусом затягиваюсь сигареткой и выпускаю в ее сторону вереницу мелких колечек.

— Продолжай, девочка. Сейчас ты выглядишь неплохо. Как пионер-герой из коммунистических хроник. Пожалуй, в награду за героизм один разок я перееду тебя лично…

— А еще вот что. — Нет, положительно в ней что-то есть. Кулачки сжаты, глаза горят, наступает на меня, того и гляди — укусит! — Я пришла не одна. И сейчас, пока ты передо мной выеживаешься, будто поганая муха на стекле, Салон берут в коробочку. Бипер ты распознал, спору нет. Но вот этот пеленгатор с обратной связью, — она поднимает двумя пальчиками дешевый кулон, что болтается между ее по-девчоночьи неразвитых грудей с большими бледно-розовыми сосками, — ты прохлопал. И гулять осталось тебе не более десяти секунд.

Я стряхиваю пепел. К сожалению, делаю это не так уверенно, как следовало бы, и часть пепла попадает на пиджак. Приходится встать и отряхнуться… Но голос мне не изменяет.

— Забавно. Даже если ты не блефуешь, дитя мое, все же не могу разделить твоей уверенности в успехе. Но уж коли фортуна покинет меня в такой ответственный момент, я не погнушаюсь и сначала пришибу тебя.

Бросаю сигарету и опускаю руку в карман, чтобы извлечь верный «уонг». Потому что отныне я не безоружен, а при всех своих атрибутах. Спасибо Филифьонке.

Ерунда. Если сюда и впрямь вломятся ктыри, я погоню ее перед собой, голую, незащищенную, приставив ствол к виску. И черта лысого они меня тронут…

Напрасно я позволил ей приблизиться.

Если пеленгатор был первой моей оплошностью, то это — вторая. Непростительно, гибельно для профессионала.

Потому что она не дает мне достать оружие.

В голове взрывается бомба с фосфором, зрение на какое-то время отключается. Рот наполняется противной смесью слюны, крови и осколков зубов. И тут же, без промедления, еще одна бомба взрывается в паху. Вытерпеть такую боль невозможно. И я ухожу во мрак.

12. ИГОРЬ АВИЛОВ

Его не узнать.

Расстегнутая, изжеванная сорочка. Брюки в каких-то подозрительных пятнах. И это человек, который даже под защитным комбинезоном коммандо ухитрялся носить галстук!. Но самое главное и самое противное — линялая, безвольная рожа, тусклые глаза. Покорно заложенные за голову руки.

Манекен.

Позади него, со стареньким «волком» наперевес, топает террорист. Он едва достает Ульке до плеча. Но все же тот в полной его власти.

Первое мое желание: выдернуть из-за пояса шок-ган и завалить эту черномордую сволочь, что удумала изгаляться над моим боевым другом. Пускай и бывшим, продавшим меня в минуту слабости. Но все же другом!

Это не так просто.

За нами могут наблюдать. К тому же я не знаю способностей этого низенького ублюдка. Он тоже вполне может быть лихим парнем, а на руках у него все карты. Опередить меня и выстрелить первым ему ничего не стоит. И тогда — все полетит к черту. Начнется резня. Конечно, Таран и его ребята в конце концов перебьют их, тут никаких сомнений быть не должно. Но заложникам это не будет в радость.

Улька поднимает покорные, собачьи глаза. И узнает меня… Челюсть его отвисает. Еще какие-то мгновения он будет мучительно соображать, что бы все это значило. И вот-вот следует ждать от него какого-нибудь нелепого нервического взбрыка.

Я опережаю его.

— Piedod, ka nokavejos,[18]— говорю я невозмутимо.

Дальше счет идет на секунды.

Улька вслепую рисует пяткой в воздухе окружность и срубает своего конвоира к чертовой матери как сосновую чурку. В ближайшие полчаса о зарфе можно не беспокоиться: в лучшие времена Улька таким ударом валил телеграфные столбы… Машин-ган летит к моим ногам, я подбираю его. А сам Улька бросается мне на шею.