Читать книгу "Кладбищенские истории - Борис Акунин"

— Откуда вы знаете?! — воскликнул он.

Она снова взяла его ладонь и теперь взглянула на нее.

— Здесь так написано… Да, на 49-м, никаких сомнений. И чточерез 49 лет, тоже несомненно… Unless[24]… — Тут онавстрепенулась и огляделась вокруг. — Ах, это 25-й! Остановите!

Миш рефлекторно нажал на тормоз, и она вышла. Не попрощалась,не поблагодарила. Шла к отдельно стоящему мраморному обелиску, на ходу отделяяот своего букета цветок.

— Что unless? — спросил Миш, высунувшись из машины, но неочень громко, потому что на кладбище громко говорить не полагается.

Она не услышала.

Тогда он пожал плечами и поехал дальше.

Дождь закончился. В салоне пахло сигарой и лиловыми цветами— запах был приятный, но какой-то нервный.

Как и следовало ожидать, вариант на 26-м оказался дрянь, с49-м не сравнить, поэтому Миш вернулся в контору и подписал предварительныйконтракт.

Вернувшись домой, сообщил жене — та кивнула и заговорила одругом.

А в воскресенье утром, неожиданно для самого себя, Мишсказал:

— Знаешь, Дороти, я думаю, я съезжу туда еще раз, посмотрю.— И пошутил. — Как-никак нам с тобой там бичевать до Судного Дня, а этосверхдолгосрочный инвестмент.

Выехав на вчерашнюю аллею, сбавил скорость до пяти миль.Вертел головой, высматривая свою вчерашнюю спутницу. Сделал один круг, второй.Уже решил было, что ее слова о каждодневном посещении кладбища былипреувеличением, но тут заметил знакомый тонкий силуэт: шляпка с вуалью, брючныйкостюм — не такой, как вчера, но не менее элегантный. Сегодня женщина была сбархатным, расшитым блестками саком.

Она стояла возле узкого памятника, опустив голову. На звукостановившейся машины не обернулась.

Миш вышел, приблизился.

Памятник был необычный — ни имени усопшего, ни дат. Натемно-красном мраморе лишь изображение игральной кости, повернутой шестеркой,причем пять точек черные и лишь одна белая.

Миш был так удивлен дизайном обелиска, что спросил не о том,о чем собирался:

— Кто это?

(А хотел спросить: «Что означало ваше вчерашнее unless?»Затем и на кладбище приехал.)

Женщина обернулась. Не показала никаких признаков удивления.

— О, это был блистательный мужчина. Я его очень любила.Настоящий, природный донжуан.

— Он был гэмблер? — Миш смотрел на игральную кость. — Отчегоон умер?

— Отравился десертом.

Миш не понял смысла ответа. Вероятно, это было иносказаниеили черный юмор. На всякий случай сказал:

— Упокой Господь его душу.

— Сомневаюсь, что эта душа упокоилась, — задумчиво сказалаженщина. — Тот, кто живет на свете ради того, чтобы разбивать сердца, необретает покоя. Эта страсть сильнее смерти. О, это был истинный мастер, простоя оказалась ему не по зубам. — И прибавила. — Вот бы встретить его вновь…

От мечтательности, прозвучавшей в ее голосе, Миш испыталнечто похожее на ревность — эмоцию, которой не испытывал со времен хай-скула.

— На 13-ый, к пруду, — сказала женщина, без приглашениясадясь в машину.

Ее повелительный тон был странен. Еще удивительней, что Мишбезропотно повиновался.

Аллея поднялась на холм. Из-за верхушек деревьев вылезлащетина Манхэттена.

— Вы живете в одном из тех высоких домов? — спросилаженщина.

— Нет, но я работаю в одном из них. Мой офис на 41-м этаже.

— А балкон там есть?

— Для курящих. Иногда я выхожу туда, чтобы посмотреть сверхуна город.

— И вам ни разу не хотелось взять и просто так, безо всякойпричины, перемахнуть через перила?

— Боже, ради чего?! — поразился Миш.

Она посмотрела на него, немножко наклонив голову:

— Всем мужчинам, если они мужчины, иногда этого хочется. Ивам тоже хотелось, я это вижу. Иначе я не села бы к вам в машину.

Он пожал плечами, не желая продолжать такой бессмысленныйразговор. И вдруг вспомнил. Это было три года назад, еще до рождения Колина.Они с Дороти устроили себе праздник — купили трехдневный круиз по Карибскомуморю. Жена была в ванной, прихорашивалась перед ужином. Миш стоял на терраске,смотрел на золотистое предзакатное море. Всё было отлично. Но внезапно онпосмотрел вниз и до боли в суставах вцепился в перила — так ему захотелосьперекинуть через них свое тело, пролететь по воздуху с двенадцатой палубы, апотом плашмя удариться о воду. Не то чтобы захотелось, а представилось, как онэто сделает. Дороти выйдет из ванной, а его нет. Подумает, что он на палубе. Ноего не будет на палубе. Его вообще больше нигде не будет. И его исчезновениедля всех останется загадкой. Навсегда. Такая возникла у Миша дикая фантазия подвоздействием морского воздуха и двух послеобеденных коктейлей.

Но откуда об этом могла знать женщина в вуали? Он и сам-топро свой мимолетный суицидальный импульс давным-давно забыл.

— Здесь. Остановите, — велела она.

Могила была совсем старая, со стершимися буквами и съехавшимнабок крестом. Лет сто ей было, а то и больше.

Не выдержав, Миш спросил:

— А тут-то у вас кто?

— Славный юноша. Я его очень любила. Он вызвал на дуэльодного бретера, который неуважительно обо мне отозвался. Бедный мальчик совсемне умел стрелять. Лучше бы вместо него на поединок пошла я. Я попадаю всеребряный доллар с двадцати шагов.

И положила на камень лиловый цветок.

Только теперь в голове у Миша наконец рассвело: это жементально расстроенная женщина, никаких сомнений на этот счет. А он-то, дурак, ushirazvesil.

— Извините, — сказал Миш, пятясь, — но мне пора.

И пошел к своему «би-эм-даблью», что в данной ситуации былоединственно правильным выбором.

Тогда она спросила:

— Как, разве вы не хотите узнать, что означает unless?

Миш сделал три ошибки. Во-первых, заметно вздрогнул (ну, этоеще ладно); во-вторых, остановился (большая ошибка!); в-третьих, обернулся (иэто уже была ошибка непоправимая!).

Потому что он не только обернулся, но еще и взглянул наженщину, а как раз в это мгновение из-за облаков выглянуло солнце, и черныеволосы ненормальной полыхнули золотым отливом, глаза замерцали под вуалью, губывлажно заблестели.

С дерева, полоща крыльями, слетел пестрый попугай и сел женщинена плечо. Увидев это, Миш сначала подумал, что тоже сошел с ума, но сразу жевспомнил, как читал в газете про грин-вудских попугаев. Что-то про случайнооткрывшуюся клетку с пернатыми из Южной Америки.