Читать книгу "Повелитель разбитых сердец - Елена Арсеньева"

Моментально нацепляю на себя маску мисс Неприступность, новзгляда от него отвести не могу.

У него темные, то ли черные, то ли густо-карие глаза,длинные брови и смуглое лицо. Черты словно выточены, в нем есть что-то… что-тонеуловимо восточное, как бы арабское, но это слово слишком просто для него.Мавританское, вот как!

Где-то я читала, в каких-то литературных воспоминаниях: промолодого Пастернака говорили, что он был похож враз на араба и на его лошадь.Мсье Ле-Труа похож враз на мавра и его лошадь.

– Максвелл! – восклицает Николь, и я наконец отдергиваювзгляд от этого чрезмерно обаятельного типа. – Неужели это вы! Просто не верю,не верю! Куда вы пропали?! Отец перед отъездом пытался вас разыскать, ноотчаялся и очень сердился.

– О, так ваши родители уже отбыли в традиционный вояж? –поднимает четкие, очень ровные, словно бы нарисованные брови господин сдиковинным именем Максвелл.

Отчего-то я всегда думала, что это фамилия. Вдобавок –английская. Какое-то такое уравнение Максвелла существует то ли в физике, то лив астрономии. А может, и в химии. Убей меня бог, если я знаю, что именно оноуравнивает, но фамилия очень красивая. Имя тоже.

А господин между тем продолжает беседу с Николь:

– Жаль, что не успел пожелать им доброго пути, но я тольковчера вернулся из дальнего путешествия.

– Куда сбежали от реальности на сей раз? – улыбается Николь,и я вижу, что ей очень приятно разговаривать с этим странным смуглым типом.

Между тем толстуха Луп и милашка Лора дружно подбирают своеимущество и торопливо ретируются, бросая на Ле-Труа опасливые взгляды. Похоже,они до смерти рады, что он отвлекся. У толстухи вообще затравленный вид, а наличике Лоры страх мешается с откровенной ревностью.

Занятная история. Более чем занятная…

Эскалатор уносит вниз Лупшу и Лору, а я перевожу взгляд наНиколь, которая все еще щебечет с Ле-Труа. И улавливаю его ответ:

– Вообразите, Николь, я наконец-то добрался до России.

– Не может быть! – всплескивает руками Николь, и МаксвеллЛе-Труа вновь, теперь недоуменно, вскидывает свои поразительные брови:

– Чем вы так изумлены, дорогая Николь? Можно подумать, длявас Россия – страна белых медведей. Вы ведь сами замужем за русским и бываететам гораздо чаще, чем я.

– Ну да, ну да, – кивает Николь. – Все правильно. Но воткакое странное совпадение, вы только подумайте, Максвелл… Вы побывали в России,а моя подруга Валентин – она ведь русская! Интересно, правда? У вас есть вПариже знакомые русские, кроме моего Мирослава?

– Раньше не было, а теперь есть, – кивает Максвелл, медленнопереводя на меня свои темные глаза, определить цвет которых я все никак немогу. Почему-то он молчит о том, что тут несколько минут назад была еще однарусская, которая явно принадлежит к числу его знакомых. Это Лора.

– Вы были на аукционе? – спрашивает Николь. – Что на сейраз? Рисунки? Гравюры? Неужели снова Тардье? Неужели вы еще не все его работыскупили?

– Вам известна моя слабость, – кивает Максвелл. – Да, доменя дошел слушок, что кто-то перед самым аукционом предложил первые, авторскиеоттиски гравюры Тардье с картин Давида. Я связался с Дезаром, но он толькосегодня вернулся из отпуска и еще не успел толком узнать, что будет продаватьсяв других залах. Я решил прийти сам. И напрасно. Этот Тардье у меня уже есть.Это не… словом, не то, что я ищу. Ну что ж, не повезло.

Он пожимает плечами и любезно улыбается нам обеим:

– Кстати, Николь, и вы, Валентин, что вы делаете… ну, кпримеру, через час?

Мы переглядываемся.

– Ну, я не знаю, – нерешительно говорит Николь. – Гуляем сШанталь, наверное, а что? Ой, Максвелл, я ведь даже не поблагодарила вас за вашчудный подарок! Клоуна Ша моя дочь просто обожает. А платьице невероятно идетШанталь, она в нем такая хорошенькая! Я бы очень хотела, чтобы вы увидели ее вэтом наряде.

– Ничего в жизни я бы не хотел так, как этого, – галантноизрекает Максвелл, склоняясь в полупоклоне, и я чувствую, ну просто физическиощущаю, что его опущенные глаза ощупывают мои лодыжки. Мне тотчас становитсязябко. Что и говорить, кондиционеры в здании аукциона работают более чемнормально! – И где же вы гуляете, медам? – Он распрямляется.

– Да где угодно, – пожимает плечами Николь. – Ходим наМонмартр – к Сакре-Кер, в Пале-Рояль, в Аллеи…

– В Аллеи? – радуется Максвелл. – Это просто чудно. Давайтетам встретимся через час, хорошо? В самом конце улицы Монторгей знаете бистропрямо на углу? В это время около него играет пара музыкантов – люди уженемолодые, даже старые, можно сказать! – он скрипач, она – аккордеонистка. Онив прошлом профессионалы, но играют не потому, что нуждаются, а просто хотятиграть, чтобы их слушали, понимаете? Их конек – танго. Я в восторге от них.Наверняка и вам понравится. Кроме того, они – русские, а после того, как явернулся из Санкт-Петербурга, я питаю особую слабость ко всему русскому.

И его насмешливые глаза снова обращаются ко мне свыражением, от которого я потихоньку дурею. И сама не пойму, что являетсяпричиной этого одурения: то ли блаженство, то ли бешенство.

– То есть вы придете в Аллеи ради нас? – очень натуральноудивляется Николь. Она явно напрашивается на комплимент и немедленно получаетто, что хотела:

– Чтобы встретиться с вами и Шанталь, я пришел бы и не вАллеи! Тем паче если вы наденете нашей красотке подаренное мною платьице. Но уменя в этом бистро деловая встреча через четверть часа. Вот я и хочу соединитьполезное с приятным. Или наоборот. Ну как, договорились?

– Договорились! – кивает очень довольная Николь.

Чему она так радуется, не пойму!

– До скорого! – прощается Ле-Труа и одним прыжкомоказывается чуть ли не на середине эскалатора.

Если он будет двигаться такими темпами, то в два счетадогонит мадам Луп и ее русскую протеже. А может, он потому и двигается такимитемпами, что хочет их догнать?

От этой мысли у меня портится настроение. Да тут еще иНиколь замерла с каким-то по-дурацки мечтательным видом…