Читать книгу "Неслучайные встречи. Анастасия Цветаева, Набоковы, французские вечера - Юрий Ильич Гурфинкель"

его детства. Некоторые из них опубликованы в ее «Воспоминаниях». Например, история о том, как он совсем еще мальчиком в трамвае вступился за мать, отчитав высокомерную особу, позволившую себе бестактные слова в адрес бедно одетой А.И.

Но вот рассказанную ею историю о том, как маленькому Андрею был отпущен миллион на мороженое, а он, вместо того чтобы купить себе лакомство, отдал деньги уличному музыканту, я нигде не встретил.

…После смерти Андрея Борисовича из нее, казалось, извлекли некий стержень. Возможно, именно этот стержень и был источником тепла и света, согревавшим многих вокруг нее.

Жизнь в ней съежилась в комок беззвучной боли.

К весне Анастасия Ивановна сильно ослабела. С пневмонией привезли ее ко мне в отделение реанимации. Она большую часть времени лежала, задумчиво разглядывая свежую зелень деревьев за окном, изредка кое-что записывала в тонкую тетрадь на тумбочке у кровати. Это были наметки к книге о сыне.

Забирала ее внучка Оля. Потом в палате за тумбочкой нашли забытую ею картонную иконку с изображением лика Св. Анастасии.

В конце лета 1993 года она была в Переделкине, в писательском доме. С ней находилась опытная медсестра в качестве сиделки…Возможно, и не в этом дело. Но ее сострадание к старому больному человеку, который ест какие-то пустые вегетарианские супы… Не знаю, но, мне кажется, это сыграло свою роль. Она стала носить ей из столовой Дома Литераторов наваристые мясные супы…

* * *

Последние недели были ужасны. Она то впадала в беспамятство, кричала страшные слова, рвала с себя крест, то успокаивалась, тихим голосом задавала вопросы, которые со времен ее «Королевских размышлений» считала для себя решенными.

Бог – лед. Мы – по молодости – еще пламя. Когда-нибудь жар нашей земли остынет от его холода.

Неужели бог, создавая человечество, не мог выдумать для него иного местопребывания, чем шарик среди пустоты, который вдобавок еще и летит? Что за нелепость!

На той высоте, где я сейчас живу, я буквально чувствую, как у меня кружится голова. Все живут, видя над собою: добро, пользу, идеал, веру, бога; я живу в абсолютной сияющей пустоте. И тот мир, который кажется всем устроенным, осмысленным, божеским, мне видится нелепым, хаотическим, летящим неизвестно куда.

Все к чему-то стремятся. Я не стремлюсь ни к чему. Все уважают религию. Я религию не уважаю.

Прежде я чувствовала свою какую-то миссию, но беспечно ей не знала названия. И вера в чудо – была. Теперь, если верить в миссию, – моя миссия слишком блестящего, небывалого (с одной стороны), слишком странного и бесцельного (с другой стороны) свойства. Сказать, что все безнадежно, так? Ну и миссия! Может быть, единственная миссия, которая не так-то уж требует выполнения, хотя она так же «правильно обоснована», как и другие. Мне предстоит: сказать и умереть. Но так ли важно сказать? И, может быть, только умереть? Вот то, что смутно тревожит меня и мучает. Выходит, что я все еще, вопреки всему, – да, верю в какое-то чудо. «Да, это, конечно, правда, что бездна и пр., но ведь все же, не может же быть, чтобы я просто умерла, завтра, в будущем году, и ничего больше? Как же? Да ведь это конец, навсегда…» – Точно я не об этом говорю все время! Точно я не знаю, что нет ни бога, ни помощи, ни защиты! Так что же: конечно, умру – и конец! Ведь я не только отрицаю будущую жизнь, но я еще ее и отвергаю! Я с насмешкой говорю, что, может быть, и этой жизни – чересчур; что прожить 40–60 лет, не зная, что такое жизнь – немало! Я сама за собой закрываю все, все пути. И так как теперь и имя «миссии» мне известно, то – все известно. Остается только вопрос: когда же я умру? И больше ничего.

Но вот я пишу и совершенно, совершенно не верю ни в одно свое слово, совершенно не могу осознать, что я «умру – и конец!»

Тогда, в 1914 году, фонтанирующей молодости, избытку сил требовалась равноценная по силе и соразмерности антитеза. Такой противоположностью по контрасту могла быть только Смерть.

Теперь Бездна небытия приблизилась вплотную. И разум, казалось, был не в состоянии, не мог вместить надвигающееся неизбежное.

* * *

При ее жизни мне не приходилось обращаться к ней по имени. Теперь иногда прислушиваюсь к звукам слов: Анастасия, Ася… Ася Цветаева… Отчетливый отголосок осени. Звук ясного неба, чернильно-сиреневых астр.

Этих цветов было особенно много на ее похоронах в сентябре 1993 года.

После отпевания на Ордынке ее вынесли из церкви и на катафалке повезли на Ваганьковское кладбище. Гроб на плечах несли к фамильной могиле, где с давних пор похоронены ее мать и отец, а с февраля – сын Андрей.

Там было как-то так все сложно устроено, что напрямую опустить гроб не представлялось возможным, не задев останков близких. На глубине была вырыта ниша, некий ход, куда гроб был опущен, как спускают лодку на воду. В последний момент он как будто выскользнул из рук и скрылся под толстым слоем земли.

Было ощущение, что он поплыл по какой-то подземной реке.

Черное солнце двух судеб. А. Цветаева и А. Чижевский

Впервые имя «Чижевский» я услышал в доме Куниных. На стене висела местами выцветшая акварель на плотной бумаге. Охристыми красками была изображена Карагандинская степь с холмом на переднем плане, напоминающая марсианский пейзаж. Хозяева объяснили мне, что это одна из многих живописных работ, принадлежащих кисти ученого-биофизика, художника и поэта, отправленного в сталинские времена в ссылку в те самые края.

Второй раз об А.Л. Чижевском я услышал от Анастасии Ивановны. В 1977 году ей исполнилось восемьдесят три. Чудесная оптика зрения, соединенная с блестящей памятью, позволили ей спустя многие годы воссоздать образы авторов Серебряного века. Тогда мне казалось, а сейчас я еще более уверен в этом, ее книга воспоминаний, как зеленый живой остров, нежданно возникла из небытия, всплыла среди моря серого официоза, царившего в литературе того времени.

В те годы я работал в отделении реанимации городской больницы, располагавшейся в Сверчковом переулке, неподалеку от Чистопрудного бульвара. Как-то я сказал ей, что пытаюсь понять, почему в иные дни поступает неожиданно много больных с острой сердечной и церебральной патологией, иногда это происходит при резких колебаниях атмосферного давления, но чаще случается по непонятной причине. По-видимому, существует еще какой-то неизвестный мне фактор. Анастасия