Читать книгу "Нексус. Краткая история информационных сетей от каменного века до искусственного интеллекта - Юваль Ной Харари"

оно все равно может оказаться неточным или неполным. В XIX веке большинство физиков приняли ньютоновскую физику как исчерпывающее описание Вселенной, но в XX веке теория относительности и квантовая механика выявили неточности и ограничения модели Ньютона. Самые знаменитые моменты в истории науки - это именно те моменты, когда общепринятая мудрость опрокидывается и рождаются новые теории.

Очень важно, что научные учреждения готовы признать свою институциональную ответственность за крупные ошибки и преступления. Например, современные университеты регулярно читают курсы, а профессиональные журналы регулярно публикуют статьи, разоблачающие институциональный расизм и сексизм, характерные для научного изучения таких предметов, как биология, антропология и история в XIX и большей части XX веков. Исследования отдельных случаев, таких как исследование сифилиса Таскиги, и государственной политики, начиная с политики "Белой Австралии" и заканчивая Холокостом, неоднократно и подробно изучали, как ошибочные биологические, антропологические и исторические теории, разработанные в ведущих научных учреждениях, использовались для оправдания и облегчения дискриминации, империализма и даже геноцида. В этих преступлениях и ошибках не обвиняют нескольких заблуждающихся ученых. Они рассматриваются как институциональный провал целых академических дисциплин.

Готовность признать крупные институциональные ошибки способствует относительно быстрому развитию науки. Когда имеющиеся данные оправдывают себя, доминирующие теории часто отбрасываются в течение нескольких поколений, чтобы быть замененными новыми теориями. То, что студенты биологии, антропологии и истории изучают в университете в начале XXI века, сильно отличается от того, что они изучали там столетием ранее.

Психиатрия предлагает множество подобных примеров сильных механизмов самокоррекции. На полке у большинства психиатров можно найти DSM - Диагностическое и статистическое руководство по психическим расстройствам. Его иногда называют библией психиатров. Но между DSM и Библией есть существенное различие. Впервые опубликованный в 1952 году, DSM пересматривается каждые десять лет или два года, а пятое издание появилось в 2013 году. За эти годы изменилось определение многих расстройств, добавились новые, а другие были исключены. Например, гомосексуальность была включена в список социопатических расстройств личности в 1952 году, но в 1974 году была исключена из DSM. Потребовалось всего двадцать два года, чтобы исправить эту ошибку в DSM. Это не священная книга. Это научный текст.

Сегодня психиатрия не пытается переосмыслить определение гомосексуальности 1952 года в более благодушном духе. Скорее, она рассматривает определение 1952 года как явную ошибку. Что еще более важно, ошибка не приписывается недостаткам нескольких профессоров-гомофобов. Скорее, признается, что она является результатом глубоких институциональных предубеждений в психиатрии. Признание прошлых институциональных ошибок своей дисциплины заставляет психиатров сегодня быть более осторожными, чтобы не совершить новых ошибок, как это видно из горячих дебатов по поводу трансгендеров и людей с аутизмом. Конечно, какими бы осторожными они ни были, психиатры все равно могут совершать институциональные ошибки. Но они также склонны признавать и исправлять их.

 

ОПУБЛИКОВАТЬ ИЛИ ПОГИБНУТЬ

Особую силу механизмам научной самокоррекции придает то, что научные институты не просто готовы признать институциональные ошибки и невежество, они активно стремятся их разоблачить. Это видно из структуры стимулов институтов. В религиозных институтах их члены заинтересованы в том, чтобы соответствовать существующей доктрине и с подозрением относиться к новизне. Вы становитесь раввином, имамом или священником, исповедуя верность доктрине, и можете продвинуться по карьерной лестнице, став папой, главным раввином или великим аятоллой, не критикуя своих предшественников и не выдвигая никаких радикальных новых идей. Действительно, многие из наиболее влиятельных и почитаемых религиозных лидеров последнего времени - например, папа Бенедикт XVI, главный раввин Израиля Давид Лау и аятолла Хаменеи из Ирана - завоевали славу и сторонников благодаря жесткому сопротивлению новым идеям и тенденциям, таким как феминизм.

В науке все работает наоборот. Прием на работу и продвижение по службе в научных учреждениях основаны на принципе "публикуйся или погибнешь", и чтобы опубликоваться в престижных журналах, вы должны раскрыть какую-то ошибку в существующих теориях или открыть что-то, чего не знали ваши предшественники и учителя. Никто не получит Нобелевскую премию за то, что будет неукоснительно повторять слова предыдущих ученых и выступать против каждой новой научной теории.

Конечно, как в религии есть место для самокоррекции, так и в науке достаточно места для конформизма. Наука - это институциональное предприятие, и ученые полагаются на институты почти во всем, что им известно. Например, откуда мне знать, что средневековые и ранние современные европейцы думали о колдовстве? Я сам не посещал все соответствующие архивы и не читал все соответствующие первоисточники. Более того, я не в состоянии прочитать многие из этих источников напрямую, поскольку не знаю всех необходимых языков и не умею расшифровывать средневековые и ранние современные почерки. Вместо этого я опирался на книги и статьи, опубликованные другими учеными, например, на книгу Рональда Хаттона "Ведьма: A History of Fear", которая была опубликована издательством Йельского университета в 2017 году.

Я не знаком с Рональдом Хаттоном, профессором истории Бристольского университета, и не знаю лично бристольских чиновников, нанявших его на работу, или редакцию Йельского университета, опубликовавшую его книгу. Тем не менее я доверяю тому, что читаю в книге Хаттона, потому что понимаю, как работают такие учреждения, как Бристольский университет и издательство Йельского университета. Их механизмы самокоррекции имеют две важнейшие особенности: Во-первых, механизмы самокоррекции встроены в ядро институтов, а не являются периферийным дополнением. Во-вторых, эти институты публично отмечают самокоррекцию, а не отрицают ее. Конечно, возможно, что часть информации, которую я почерпнул из книги Хаттона, неверна, или я сам могу неправильно ее истолковать. Но эксперты по истории колдовства, которые читали книгу Хаттона и которые, возможно, будут читать эту книгу, надеюсь, заметят любые подобные ошибки и разоблачат их.

Популистские критики научных институтов могут возразить, что на самом деле эти институты используют свою власть для подавления неортодоксальных взглядов и устраивают собственные охоты на ведьм против инакомыслящих. Конечно, это правда, что если ученый выступает против ортодоксальных взглядов в своей дисциплине, это может иногда иметь негативные последствия: отклоненные статьи, отказ в грантах на исследования, неприятные нападки ad hominem, а в редких случаях даже увольнение с работы. Я не хочу преуменьшать страдания, которые причиняют такие вещи, но это все же далеко не физические пытки и сожжение на костре.

Рассмотрим, например, историю химика Дэна Шехтмана. В апреле 1982 года, наблюдая в электронный микроскоп, Шехтман увидел то, чего, согласно всем современным теориям в химии, просто не могло существовать: атомы в смешанном образце алюминия и марганца были выкристаллизованы в узор с пятикратной вращательной симметрией. В то время ученые знали о различных возможных симметричных структурах в твердых кристаллах, но пятикратная симметрия считалась