Читать книгу "Жизнь как роман - Гийом Мюссо"

Я застала Нико у его мамаши, прикинулась безутешной и попросила помочь мне открыть ворота гаража, в котором мой бывший якобы запер принадлежавшее мне барахло. Кузен-пожарный заглотил наживку, прельстивший ролью спасителя. Ближе к шести часам вечера я сдала машину в Шартре, на бульваре Куртий, и села на пассажирское сиденье внедорожника братца Нико, вооружившегося длиннющими кусачками, которыми пожарные при необходимости атакуют засовы. Замок на улице Ломон оказался хлипким. Я поблагодарила родственника за помощь и помахала ему ручкой, чтобы не дать времени сообразить, во что он ввязался.

В боксе я провела добрую часть ночи, изучая при помощи фонаря, который стянула из машины Нико, пожитки Фредерика Андерсена. Кроме примитивной мебели и инвалидного кресла там валялась электрическая пишущая машинка Smith Corona, два пластмассовых чемодана с грампластинками и CD-дисками: Тино Росси и Нина Наген, Нана Мусаури и Guns N’Roses… Еще я нашла пачку старых номеров «Нью-Йоркера» и три коробки с книгами на английском: книги издательства Penguin Classics, детективы карманного формата, аннотированные экземпляры «Американской библиотеки». Интересен был гараж также тем, чего в нем не оказалось: мне не попалось ни фотографий, ни писем. Зато в железном шкафу с выдвижными ящиками я нашла нечто, на что не смела надеяться: еще два напечатанных на машинке романа, «Равновесие Нэша» и «Конец чувств». Стараясь побороть дрожь, я с опаской перелистала первые страницы. Передо мной были не черновики, а законченные произведения, не менее блестящие, чем «Девушка в лабиринте».

Я ушла с подземной парковки на улице Ломон в пять утра. Никогда не забуду те чувства, которые испытывала тем утром, бредя под дождем, насквозь промокшая, смертельно уставшая, но в восторге прижимающая к сердцу два новых шедевра.

МОИ романы…

Ромен

От кого: Ромен Озорски

Кому: Фантина де Вилат

Тема: правда о Флоре Конвей

[…] Месяцы после нашего разрыва были самыми прекрасными и одновременно самыми болезненными в моей жизни. Прекрасны они были благодаря появлению Тео, счастью отцовства. Боль, муку вызывала невозможность видеть тебя. Мне так тебя не хватало, что ночами я не смыкал глаз, сражаясь со своими внутренними демонами. Чтобы вернуть связь с тобой, я решил отправить тебе текст «Девушки в лабиринте» – подарок, мольбу о прощении.

Но чтобы приключение было красивым, в него нужно поверить, а я знал, как трудно тебя убедить. Я перебрал тысячу сценариев, и ни один не казался мне годным. Осенило меня в очереди за свежими багетами у пекарни на площади Контрескарп. Покупательницы, стоявшие передо мной, судачили о недавнем происшествии: в квартире на улице Ломон нашли мертвое тело, пролежавшее несколько месяцев. Я набрался терпения и разузнал, что к чему. Умерший, носивший фамилию Андерсен, был тяжело больным одиночкой, не имевшим ни наследников, ни даже знакомых, не говоря о друзьях. Бывший учитель, нелюдимый субъект, проживший жизнь, но почти не оставивший в ней следа. Отличный кандидат на роль писателя, скончавшегося в полной неизвестности.

Я как раз продумывал интригу для нового романа и без труда спланировал роскошный бильярдный удар, поражающий сразу несколько луз. Здание на улице Ломон находилось в управлении у Парижской администрации общественного жилья. Из этого следовало два обстоятельства: во-первых, квартира не могла долго пустовать; во-вторых, вещи Андерсена, перенесенные в гаражный бокс, могли пролежать там ограниченное количество времени. Я сбил с двери повешенный чиновниками замочек и, подкрепляя версию о билингвальности Андерсена, подбросил в бокс американские журналы и романы на английском.

Я перенес туда пишущую машинку, на которой писал свои тексты, и две рукописи: «Равновесие Нэша» и «Конец чувств». Осталось только навесить на дверь новый замок – массивный, чтобы твоя задача не была слишком простой, – и перейти ко второму этапу плана.

Я несколько раз поджидал тебя на улице Сены и знал, где находится твоя работа. Мне были знакомы неоднозначные чувства, которые у тебя вызывала издательская среда. Чтобы проникнуть в здание, я напросился на прием к хозяину издательства. Это было нетрудно: в профессиональном смысле я переживал свои лучшие годы, и все издатели мечтали заполучить «любимого писателя французов». Наша беседа продолжалась до 13.15, потом меня проводили к лифту. Но я, вместо того чтобы спуститься вниз, поехал наверх. Коридор в этот час был пуст. Ты ушла на обед, не заперев свой кабинет: воры редко похищают рукописи… Оставалось так положить конверт, чтобы он обязательно попался тебе на глаза.

Я все предусмотрел. Теперь ход был за тобой, Фантина.

Фантина

Чтобы основать свое издательство, я заняла денег у родителей, бабушек, друзей, у толстяка Нико, вообще у всех, до кого добралась. Немножко евро здесь, немножко евро там. Я залезла в свои накопления на квартиру, отказалась от страховки, взяла кредит. Все считали, что я рехнулась, и уже вели хронику моего безумия. Книги не изменяют мир, но мою жизнь «Девушка в лабиринте» изменила. Благодаря этому роману я стала совершенно другой: более уверенной, более решительной. Этим вспыхнувшим во мне новым пламенем я была обязана также моему двойнику, Флоре Конвей. Этому вымышленному персонажу я вверила текст Фредерика Андерсена. Я создала ее согласно своим желаниям. Флора Конвей сочиняла такие романы, которые мне хотелось прочесть. Далекая от гнилого замкнутого мирка Сен-Жермен-де-Пре и кровосмесительных шашней литературной олигархии, я придумала ей детство в Уэльсе, юность в среде панков Нью-Йорка, прошлое официантки в баре «Лабиринт», лофт в Бруклине с видом на Гудзон.

Флора воплощала для меня свободу: вольная душа, она не выбивалась из сил, торгуя своими книгами, плевала на прессу, а главное, посылала куда подальше журналистов. Эта женщина ничего не боялась, спала с кем и когда хотела, не льстила низменным инстинктам своих читателей, доверяя их уму, не скрывала презрения к литературным премиям, хотя и удостаивалась их. Так, легкими мазками, вырисовалась Флора – пока я переводила на французский ее сочинения и позже, когда она шла от успеха к успеху, а я не отрывалась от клавиатуры, отвечая на просьбы об интервью. Когда понадобилось придумать для Флоры лицо, я выбрала колдовскую юношескую фотографию своей бабушки, на которой та похожа на меня. Флора сидит у меня в голове, она вползла в мою ДНК. Флора Конвей – это я.

Мой улучшенный вариант.

Ромен

От кого: Ромен Озорски

Кому: Фантина де Вилат

Тема: Правда о Флоре Конвей

[…]Признаться, ты сильно меня удивила. Если не сказать больше. Я писал эти тексты радостно, иногда даже в эйфории, чего со мной давно не бывало. Превращаясь в своего двойника, я опять оказывался во власти магии творчества.

Я впервые услышал о Флоре Конвей, когда издатели всего мира зааплодировали на Франкфуртской ярмарке ее роману. Вся их братия поздравляла тебя с созданием издательства под стать этому новому дарованию. Я тоже восхищался твоим коммерческим чутьем, тем, как ты превратила чудака-учителя, которого я тебе подсунул, в загадочную романистку, научившуюся жизни в нью-йоркском баре.