Читать книгу "Homo Incognitus. Автокатастрофа. Высотка. Бетонный остров - Джеймс Грэм Баллард"

Глава 22

У заляпанного маслом лобового стекла роились мухи, своим жужжанием заставляя его звенеть. Синяя вуаль из насекомых закрывала движущиеся по шоссе машины. Я запустил дворники, но они мух не тревожили. Воэн лежал рядом со мной на сиденье со спущенными до колен брюками. Мухи облепили густыми кучками его испачканную кровью грудь, терзали бледный живот, закрыли фартуком лобковые волосы – от вялых яичек до диафрагмы. Мухи покрывали его лицо, вились вокруг рта и ноздрей, словно ожидая истечения трупных жидкостей. Глаза Воэна были открыты и следили за мной, а голова покоилась на сиденье. Я попытался отогнать мух, чтобы они не досаждали приятелю, и увидел, что мои руки, ладони и весь салон покрыты насекомыми.

Рулевое колесо и приборная доска будто ожили под этой сетчатой ордой. Не обращая внимания на жест Воэна, я открыл водительскую дверь. Воэн пытался удержать меня. Его рот приоткрылся с тревогой и заботой, словно он боялся того, что я могу встретить снаружи. Я вышел на дорогу, машинально стряхивая с рук точки оптических иллюзий. Я попал в заброшенный мир. В подметки впивались камешки, разбросанные по дороге прошедшим ураганом. Бетонные стены эстакады, сухие и серые, напоминали вход в подземное святилище. Машины, едущие непрерывной цепочкой над моей головой, растеряли груз света и громыхали по шоссе, как помятые инструменты оркестра беженцев.

Но когда я обернулся, солнечный свет образовал на бетонных стенах куб яркого света – словно каменная поверхность раскалилась. Я был уверен, что белый пандус – часть тела Воэна, а я – одна из скопившихся на нем мух. Опасаясь шевельнуться, чтобы не обжечься о сияющую поверхность, я положил ладони на темечко, удерживая на месте размягченный мозг.

И вдруг свет погас. Машина Воэна исчезла во тьме под мостом. Все снова стало тусклым. Воздух и свет кончились. Я пошел по дороге вдоль ограждения к заросшему сорняками входу на автомобильное кладбище. По шоссе надо мной мчались машины – развалюхи с мотором, облезлые и потускневшие. Водители, застывшие за рулем, обгоняли аэропортовские автобусы, полные манекенов в бессмысленных одеждах.

На площадке под мостом лежал на осях брошенный автомобиль без мотора. Скрипнув ржавыми петлями, я открыл дверцу. Осколки стекла усыпали переднее пассажирское сиденье. Целый час я просидел там, ожидая, пока кислота отпустит мою нервную систему. Скорчившись над залитой грязными потеками приборной доской, я подтянул колени к груди и напряг мышцы икр и рук, выдавливая из тела последние капельки безумного зелья.

Насекомые пропали. Свет уже не мигал так часто, и воздух над шоссе пришел в себя. Последние серебряные и золотые брызги вернулись к брошенным машинам на свалке. Далекие насыпи автострад вновь обрели размытые очертания. Раздраженный и обессиленный, я толкнул дверцу и вылез из машины. Осколки посыпались на землю, сверкнув, как обесцененные монетки.

Взревел мотор. Шагнув с площадки на полотно дороги, я быстро осознал, что на меня из тени под мостом, где мы совокуплялись с Воэном, несется тяжелый черный автомобиль. Покрышки с белой боковиной продрались через битые пивные бутылки и сигаретные пачки, перевалили через узкий бордюр и рванули ко мне. Зная, что Воэн не будет тормозить ради меня, я вжался в бетонную стенку площадки. «Линкольн» вильнул и правым передним крылом ударил в надколесную дугу брошенного автомобиля, в котором я приходил в себя. Тот отлетел, открытую пассажирскую дверцу сорвало с петель, в воздух поднялся столб пыли и газетных обрывков. Окровавленными руками Воэн вывернул руль. «Линкольн» перевалил через бордюр на другой стороне дороги, снеся ярдов 10 деревянной изгороди. Задние колеса обрели сцепление с дорогой, и машина понеслась на мост.

Я подошел к брошенному автомобилю и оперся о крышу. Пассажирскую дверь вмяло в переднее крыло, от удара металл впаялся в металл. Я представил шрамы Воэна, так же спаявшиеся в местах произвольных швов, контуров внезапной жестокости, и к горлу подкатила кислотная слизь. Когда «Линкольн» сокрушил изгородь, Воэн обернулся и посмотрел на меня жестким взглядом, прикидывая, не пойти ли на второй заход. В воздухе кружились клочки бумаги и прилипали к сокрушенной двери и радиатору.

Глава 23

В небо над аэропортом поднимались стеклянные самолеты. Память о прекрасных машинах, летящих над бетонными дорогами, превращала некогда ненавистные мне тягучие пробки в бесконечную яркую очередь терпеливых автомобилей, подбирающихся к невидимому съезду на небеса. С балкона квартиры я оглядывал ландшафт, пытаясь отыскать этот райский пандус в милю шириной, покоящийся на плечах двух архангелов, с которого смогут взлететь все автомобили мира.

В те странные дни, понемногу отходя от кислотного путешествия и последующей прогулки на грани гибели, я оставался дома с Кэтрин. Привычно положив ладони на подлокотники кресла, я пытался отыскать на металлизированной равнине след присутствия Воэна. Машины лениво ползли по забитым бетонным полосам, крыши автомобилей сливались в единый панцирь полированной нитроэмали. Последействие ЛСД привело меня в состояние пугающего спокойствия. Я жил отдельно от собственного тела; мышцы как будто отстояли на несколько миллиметров от каркаса костей и соединялись только в нескольких местах ранений, потревоженных, когда я сгибал руки и ноги во время кислотного путешествия. В последующие дни пережитое возвращалось ко мне целыми фрагментами: я снова видел машины в парадных доспехах над шоссе, плывущие на огненных крыльях. Пешеходы на улице шли в сияющих костюмах – я словно оказался единственным гостем города тореадоров. Кэтрин двигалась за моей спиной как электрическая нимфа, молчаливым присутствием преданно караулящая мои возбужденные жесты.

В самые тяжелые моменты возвращались вязкий бред и тошнотворные видения серого моста, сырого подземелья, у входа в которое тысячи мух ползали по приборной доске автомобиля и по ягодицам следящего за мной Воэна в спущенных до колен брюках. В ужасе от этих коротких видений я ощупывал ладони Кэтрин, которые она клала мне на плечи, и убеждал себя, что сижу рядом с женой за запертыми окнами собственной квартиры. Часто я спрашивал Кэтрин, какое сейчас время года – свет на сетчатке продолжал меняться без предупреждения.

Однажды утром, когда Кэтрин оставила меня одного, отправившись на последний летный урок, я увидел над автострадой ее самолет – стеклянного дракона, подгоняемого солнцем. Он, казалось, неподвижно завис над моей головой, пропеллер вращался медленно, как игрушечный. Шоссе обозначали на ландшафте все возможные траектории самолета – схему наших будущих дорог в раю, нашего перехода к крылатой технологии. Я думал про Воэна, покрытого мухами, как труп, глядящего на меня с иронией и любовью. Я знал, что Воэн не может по-настоящему умереть в автокатастрофе, он неминуемо возродится каким-то образом в помятых радиаторных решетках и разлетевшихся осколками лобовых стеклах. Я думал о покрытой шрамами белой коже его живота, о густых волосах на лобке, о липком пупке и неопрятных подмышках, о его жестоком обращении с женщинами и автомобилями, о покорной нежности ко мне. Еще когда я вдвигал член в его прямую кишку, Воэн знал, что попытается убить меня в качестве последнего знака нечаянной любви.