Читать книгу "Наречия - Дэниэл Хэндлер"

Хэнк упакован в кулек, как новорожденный младенец. Вжик! — и на его мертвом лице застегнули молнию, словно Хэнка и не бывало, только вот этот мешок и существует. Жизнь Хэнка закончилась. Глаза его были закрыты, словно он пытался решить, что последует дальше, гадая про себя, как все мы порой гадаем, что это будет — яркий свет или что-то еще.

Здесь последует перерыв, потому что сказать больше нечего.

Что произошло, то произошло.

Хэнк воспарил, когда санитар в морге ставил свою подпись на каком-то листке бумаги. Он увидел собственное тело, лежащее на столе; сказать по правде, не самое интересное зрелище. Хэнк и раньше не раз видел себя голым, как, впрочем, и других людей. Куда пойти? Чем заняться? Все, что окружало его, не отличалось новизной. Ну ладно, пару раз люди занимались сексом. Хэнк изрядно насмотрелся кинофильмов, в которых герои занимаются сексом. Согласитесь, неприятно, когда другие не догадываются о твоем присутствии — или умышленно тебя не замечают. Жив ты или мертв, вскоре это начинает доставать. Мы хотим, чтобы нас увидели. Мы хотим приходить к людям, если они рады нам, а если они не рады нам, это вселяет печаль, как когда-то при жизни.

И все же это была не жизнь, то состояние, в котором он пребывал. Оно столь же далеко от жизни, как пицца, которую подают в самолете, далека от Италии, даже если в тот момент ваш самолет пролетает именно над Италией. Люди не видели Хэнка, и его начал одолевать голод. Нет, пища ему была не нужна, но разве мы с вами никогда не заходили в кафешку и не заказывали себе что-нибудь перекусить просто так, от нечего делать, а ведь мы с вами отнюдь не привидения. Девушка у стойки встала и посмотрела на рот медового медвежонка. Медвежонок был сделан из прозрачного пластика, а вместо органов, костей и крови внутри у него был мед. Девушка у прилавка была совсем юной, и звали ее Лайла, если это имя не прикол, и она пристально разглядывала отверстие в голове этого самого медведя, пытаясь понять, в чем дело.

— Он все равно липкий, — крикнула девушка, обернувшись. Хэнк стоял совсем близко, никому не видимый, надеясь, что она поднимет глаза и, если он попросит, даст ему пончик. Пончики лежали тут же, под прозрачной крышкой, покрытые слоем сахарной глазури, в ожидании той секунды, когда кого-то из них выберут, и тогда эта хорошенькая девушка зажмет их щипцами и вытащит наружу. Но Хэнк ощущал пустоту, как обычно бывает с теми, на кого не обращают внимания, и потому покинул заведение, ничего не отведав. На протяжении почти половины пути его переполняла печаль. Он прошляпил собственные похороны, потому что никто не удосужился сказать ему, когда те состоятся, а еще его постоянно преследовал вопрос: а вдруг это действительно рай, и он своим поведением все только портит? Неужели даже здесь он способен лишь все испортить?

И причина этому беспокойству — любовь. Надо сказать, с ней вечно случаются подобные вещи. Вы видите человека, и вам хочется расплакаться.

— Поставь на место медового медведя, моя дорогая, та, о ком я так долго мечтал, и взгляни на меня! Принеси мне пончик, которого жаждет моя душа!

Но все это время вы, к своему разочарованию, понимаете: предмет вашего обожания о вас и не ведает. Хэнк какое-то время, словно футбольный мяч, погонял по улице какой-то мусор, затем, неслышный и незримый, влетел в чей-то дом. Его обитатель как раз вскрывал конверт. Где-то дальше в этом же квартале жила соседка, женщина гораздо старше его по возрасту, она и отправила письмо. Хэнк обнаружил, что ему ничего не стоит прихватить со стола ручки — теперь вы знаете, куда они пропадают, когда вы не можете их найти. Но его за этим делом застукал кот.

— Мистер Миттенс, в чем дело? — поинтересовалась у кота женщина. — Признавайтесь, что вы такого увидели, мистер Миттенс? Почему вы так странно себя ведете?

Хэнк показал коту средний палец, причем уже не в первый раз, и пошел себе дальше, держа ручки словно букет чахлых роз, потому что был уверен на все сто процентов, что его никто не видит.

Как выяснилось, он был не прав. Вернувшись в парк, Хэнк вновь посетил место преступления, возможно, в надежде, что застанет там преступника. Он прошел к конюшням, где девочки любовались лошадьми, в то время как мальчишки мечтали о том, когда же наконец их отпустят домой. Хэнк старался держаться подальше, по опыту зная, что лошадь — животное непредсказуемое. Вместо этого он постоял на газоне, отбрасывая тень на женщину, которая, сидя на одеяле, поглощала печенье. Моя жена обожает печенье, обычное печенье с шоколадной картинкой наверху, на которой изображен мальчишка, поглощающий это самое печенье. То есть мальчишка на печенье видит печенье на печенье, так что чему удивляться, что женщина заметила Хэнка и сказала, обращаясь к нему:

— Эй!

— И вам тоже эй! — радостно отозвался Хэнк.

— Я хочу сказать, ты загораживаешь мне солнце, — ответила женщина, правда, с улыбкой. — Присаживайся на одеяло, а не то ты застишь мне свет.

Хэнк сел на одеяло, и теперь солнце освещало их обоих.

— Можно мне одно печенье? — спросил он.

— Боюсь, что нет, — ответила женщина. — Мой муж на протяжении многих лет поглощал не только свою долю, но и мою. Я впервые здесь в парке одна, без него. И дала себе слово, что съем все сама, а Джо не получит ни печенюшки. Пусть даже не рассчитывает.

— Смотрите, как бы вам не стало плохо, — предостерег ее Хэнк.

— Я и сама боюсь, — согласилась женщина. — Когда семейная лодка разбилась, некому подержать вам в туалете голову, если вас вдруг начнет тошнить. Но есть и иные причины. Дело не в одном лишь печенье.

— Разумеется, не только в нем, — поддакнул Хэнк.

Женщина вздохнула. Шутки насчет печенья иссякли, и теперь она смотрела в сторону конюшни, где, каждая в своем отдельном стойле, жили лошади.

— Все это очень печально, — призналась женщина, — а еще печальнее, что я говорю об этом в парке и причем с совершенно незнакомым человеком.

— Значит, ты меня не помнишь, — сокрушенно вздохнул Хэнк. — Я Хэнк Хейрайд.

— Хэнк Хейрайд? — переспросила женщина. — Это твое настоящее имя? Уж больно странно оно звучит.

— Мое собственное, — ответил Хэнк. — Мы с тобой вместе учились в одной школе. Ты — Эдди Тархьюн.

— Учились в одной школе? — в очередной раз переспросила женщина.

— Ну да, вспоминай. Сороки, вперед! — подсказал Хэнк. — Ты еще была в классе у мисс Уайли.

— Хэнк Хейрайд? — повторила женщина по имени Эдди. На мгновение она подняла глаза, словно Хэнк по-прежнему загораживал ей солнце. — Хэнк Хейрайд? Быть того не может!

— Очень даже может. Я еще был всю дорогу тайно влюблен в тебя.

— В классе мисс Уайли? — спросила Эдди. — Той самой, что читала нам рассказы про рыцарей и все такое прочее? Помнится, она обожала старые стихотворения про любовь.

— Тогда ты даже не замечала моего существования, — пожаловался Хэнк.

— Ну, в этом нет ничего удивительного, — ответила Эдди. — И чем я занималась в классе все то время, пока ты был в меня тайно влюблен?