Читать книгу "ИМ ХОчется этого всегда - Макс Нарышкин"

Мой взгляд выхватил на почерневшем столе предмет, который выглядел настолько неуместно среди этого безумия, что я немедленно взял его в руку. Пачка сигарет KISS розового цвета.

Мои раздумья — ирония судьбы это или подсказка, посланная то ли сверху, то ли снизу, были прерваны зачастившими у крыльца шагами. Кто-то, я подумал, что это мужчина, торопился ступить на крыльцо. Бросив пачку, я кинулся к двери, стараясь не пачкать туфли разлившейся по всей приемной жидкостью. Взявшись за ручку, я бесшумно (слава те, господи!) провернул ключ, торчащий в замке.

И едва я успел отпустить ручку, как она затрепыхалась пойманной рыбой. Кому-то позарез нужно было попасть внутрь. Я стоял у двери не меньше минуты. А он, мужчина, все звонил и звонил в дверь. Не знаю, отчего он был так настойчив. То ли Гейфингер поклялся всеми святыми, что сейчас — я посмотрел на часы, — в половине четвертого, он обязательно будет у себя, то ли мужчина был из тех, кому всегда не слишком рады в гостях и открывают лишь после получаса его настойчивых требований, дабы не беспокоить соседей. Как бы то ни было, я оказался настойчивым более тех, кто ему открывал. Через минуту я опять услышал шаги, но на этот раз удаляющиеся.

Прильнув к окну, я раздвинул жалюзи и увидел коренастого, крепко сколоченного седовласого мужчину. Весь дерганый из себя, решительный, он уселся в серый «Ауди» и дал газу. Не исключено, что у Гейфингера наготове были снимки его молодой жены в объятиях какого-нибудь красавчика, и теперь заказчику не терпелось на них взглянуть. Еще через минуту в кабинете детектива зазвенел телефон. Я представил, каково будет мое самочувствие, если в мертвой тишине этого помещения я услышу через дверь: «Детективное агентство „ГОЛДФИНГЕР“, слушаю вас!»

Ступая на островки суши, разбросанные по всей прихожей, я добрался до его двери и толкнул ее. Она распахнулась, и мне стало еще хуже.

Нет ничего более ужасного, чем после ночи возлияний дышать человеческой кровью и смотреть ужасы не на экране, а любоваться ими воочию.

Я не знаю, чего хотели от Рональда Гейфингера. Не исключено, что это была месть. Еще один сгорел на работе. Так, кажется, говорят о людях, почивших в бозе в связи со своей профессиональной деятельностью. Вспоминая «Курсистку» Ярошенко, я подумал о том, что весь этот кошмар на Моховой вполне мог стать реакцией какого-нибудь психа на удавшуюся попытку жены доказать его невменяемость и отнять деньги или ребенка. Девочка и Гейфингер хорошо сработали, застали психа за мастурбацией в присутствии ребенка или за соитием с мужчиной, и главную причину своих несчастий псих увидел в людях, испортивших ему жизнь.

Гейфингер лежал на полу, и не было на нем, кажется, ни одного чистого места. Пиджак его, видимая часть рубашки, галстук, лицо — все было пропитано кровью. Даже зубы, которые, я уверен, при жизни детектива были белоснежны, теперь розовели на фоне черной дыры рта.

Помимо ножевых ранений, которых я насчитал на детективе не менее двадцати, а специалисты, я уверен, разыщут еще пару-тройку, у Гейфингера не хватало на правой руке трех пальцев. Остались большой и указательный. Судорога выпрямила их, и я машинально взглянул туда, куда показывал указательный.

Ничего, кроме распахнутого настежь сейфа, в том направлении я не обнаружил. Был сейф огромных размеров, точно такой же, как у меня в офисе, Juwell, дверца его была открыта, а все бумаги, которые там хранились — договора, пикантные фото, у которых в любое другое время я непременно бы задержался, — все было разбросано по полу. Казалось вероятным, если не очевидным, что кто-то что-то у детектива просил. Складывалось такое впечатление, что Гейфингеру задавали вопрос, а когда получали неправильный ответ, резали пальцы. Я уверен, что если бы такая система обучения укрепилась в вузах, каждый второй в нашей стране был бы академиком, и никто бы не служил в армии.

Сейф был пуст. И было уже не вероятно, а вполне очевидно, что тот, кто просил, желаемое получил. В этом нет никаких сомнений. Перекошенное лицо Гейфингера свидетельствовало о том, что он после безымянного пальца понял — убьют его все равно, так зачем терпеть такую боль.

Больше в этом офисе мне было нечего делать. Все сделали до меня. Кто это был — мне, конечно, неизвестно, ясно лишь, что человек этот был настроен более решительно, чем я.

Я заметил на подоконнике полотенце и вытер им сначала руки, а после все, чего касался — ручки дверей, оба стола и дверцу сейфа. Я бы стер и следы своих подошв, но как сделать это, когда весь пол залит кровью?..

Меня мутило. Закрывая за собой дверь и выхватывая из кармана темные очки, я с трудом сдерживал тошноту. Чтобы та не прорвалась неожиданно, как это всегда бывает, я прижал ко рту платок и быстро подошел к машине.

Это была не самая приятная из встреч, на которые я приезжал президентом компании «Глобал».

Я не знал, куда ехать, поэтому поехал в первый же подвернувшийся клуб. В офисе я сошел бы с ума от тишины. Дома — от одиночества. Мне было все равно, какой это будет клуб, и через двадцать минут я причалил к «Македонии» на Большой Никитской. Я был уверен, что в это время народу там будет немного, чтобы не сказать — не будет вовсе, и за рюмкой-другой водки, которые мне сейчас необходимы, я смогу обдумать то, что происходит.

Так и вышло. За стойкой скучал и протирал и без того сияющие алмазными гранями бокалы бармен, за столиком в углу сидели пятеро девочек. Здесь не было кричаще-яркого, сияющего иллюминацией освещения. Наверное, потому что был день. Клуб словно отсыпался после ночных делишек, которые по пробуждении и вспомнить-то не сможет. Пол был чист, и выпавшие из трясущихся рук таблетки экстази, пакетики с коксом и прочие прибамбасы, которые остаются после ухода посетителей, уже давно были подобраны персоналом и приготовлены для сегодняшней продажи. Я махнул бармену, чтобы тот послал ко мне официантку, и уселся в самый темный угол помещения. Говорили в баре одни девочки, так что мне хорошо было слышно, о чем речь.

Речь была об Англии. Точнее сказать, о том, что они о ней думают. Через минуту я понял, что стал свидетелем бредового хвастовства. Три девочки с серьезными лицами сидели напротив двух, разговор всей пятерки пестрил междометиями, не прерывался ни на секунду, и я быстро вычислил их бессмысленную тему. Все без исключения красотки всерьез вспоминали, когда же они в последний раз были в Англии. Даже сквозь муть в голове я сообразил, что три из них в Англии никогда не были, а двум оставшимся уличить их во лжи не удастся, поскольку в Англии они были, но видели ее только изнутри отелей и бутиков. Очень трудно познавать Англию, лежа в ониксовой ванне апартаментов. Разговор длился бесконечно, и я впервые в жизни обрадовался появлению на моем столе рюмки водки и блюдца с порезанным лимоном. Быстро выпив, я попросил еще.

Когда спиртное опустилось вниз, а после поднялось парами вверх и увлажнило жизнью мои пересохшие от потрясений глаза, я почувствовал себя способным рассуждать.

Три темы для меня были ясны, словно я был их автором.

Коломиец не мог звонить Гейфингеру вечером ни в первый раз, ни во второй, через двенадцать минут. К тому времени он уже шесть или семь часов был мертв. Таким образом, само понятие «группа Коломийца» приходится признать несостоятельным. Если Саша что-то и мутил в моей компании, то не в этот раз. Это значит, что если он и передавал информацию Гейфингеру, то не руководил бригадой, решившей связаться с «Джейсон бразерс», чтобы погубить мой бизнес. Звонил детективу кто-то другой, и я точно знаю, кто звонил во второй раз. У детективов есть одна особенность, без которой они, будучи детективами, будут не процветать, а ходить вечно голодными и злыми. Они способны подмечать важные частности среди лавы информации. И если Гейфингер сказал мне по телефону, что голос и умение рассуждать Коломийца, позвонившего в первый раз, отличались от голоса и умения говорить Коломийца, позвонившего спустя четверть часа, то у меня нет видимых причин детективу не верить.