Читать книгу "Запретный плод - Лорел Гамильтон"

Что бы оно там ни было, но Филиппа ждали. Я отъехала оттротуара. Зачем они послали его флиртовать. Что бы меня обаять? Или это былединственный человек, который был под рукой? Единственный активный днем член ихмаленького клуба. Кроме Моники, а ее я сейчас не очень любила. Так что выбор небогат.

Я не думала, что Филипп соврал насчет вечеринок придурков,но что я вообще знала о Филиппе. Выступает со стриптизом в “Запретном плоде” –не самая безупречная рекомендация. Вампироман что еще того лучше. А душевнаяболь – это все было проворство? Заманивает меня куда-то как Моника.

Я не знала, а мне надо было это знать. И только в одно местоя могла поехать за ответами. Единственное место в Округе, где я была желаннымгостем. “Мертвый Дэйв” – отличный бар, где подавали средние гамбургеры.Владельцем был отставной полицейский, которого вышибли со службы за то, что онмертв. Придиры. Дэйв любил помогать, но возмущался предрассудками своих бывшихколлег. Поэтому он говорил мне, а я говорила полиции. Это маленькое соглашениедавало Дэйву возможность негодовать на полицию и продолжать ей помогать.

А я для полиции была при этом бесценной. Поскольку мнеплатили, радости Берта не было границ.

Сейчас день, и Мертвый Дэйв запихнут к себе в гроб, но Лютердолжен быть. Он там дневной бармен и управляющий. Он был одним из немногихлюдей в Округе, который мало имел дела с вампирами, если не считать, чтоработал на одного из них. Нет в жизни совершенства.

Я легко нашла стоянку неподалеку от бара Дэйва. Днем вОкруге парковаться не в пример легче. Когда в Приречье дела вели люди, тут вуик-энд свободных мест не было – ни днем, ни ночью. Один из немногихположительных моментов правления вампиров. И еще туризм.

Сент-Луис для наблюдателей вампиров просто горячая точка.Лучше только Нью-Йорк, но у нас статистика преступлений ниже. Была в Нью-Йоркебанда местных вампиров. Они захватили Лос-Анджелес и попытались установить своипорядки и здесь. Первых их рекрутов полиция нашла изрезанными в куски.

Наши вампиры гордятся тем, что они и есть главное руслосвоей культуры, а банда – это была бы плохая реклама, так что они приняли меры.Я восхищаюсь их эффективностью, но предпочла бы, чтобы они сделали этопо-другому. Мне неделями снились кошмары сочащихся кровью стен и ползающих пополу рук и ног. А голов мы так и не нашли.

Глава 22

“Мертвый Дэйв” весь украшен темным стеком и пивными знаками.Ночью витрины похожи на какие-то произведения современного искусства, гдепереплетены название фабрикатов пива. Днем все это приглушено. Бары похожи навампиров: лучше всего они действуют ночью. Днем бар выглядит как-то устало иуныло.

Кондиционер был включен на полную, и было, как вморозильнике. Холод после плавящей жары на улице поражал как удар. Яостановилась в дверях, ожидая, чтобы глаза привыкли к темноте. Почему это вовсех барах такая проклятая темень, как в пещерах, где кто-то прячется? Куда низайди в воздухе запах въевшегося табачного дыма, будто он прячется в обоях, какпривидения выкуренных сигарет.

В дальней от двери кабинке сидели двое в деловых костюмах.Они что-то ели, а по всему столу у них были рассыпаны конверты плотной бумаги.Работают в воскресенье. Совсем как я. Ну, может, не совсем как я. Можно смелопоспорить, что никому из них никто не грозился перервать глотку. Может,конечно, я и ошибаюсь, но вряд ли. Можно ручаться, что самая большая угроза длялюбого из них на этой неделе – угроза потерять работу. Ах, добрые старыевремена.

На табуретке у бара сидел еще один, баюкая в руках высокийбокал. Морда у него уже обвисла, движения были медленные и тщательные, будто онбоялся что-то пролить. В полвторого дня уже пьян – плохой для него признак. Ноэто не мое дело. Всех спасти нельзя. Честно говоря, бывают у меня дни, когдасчитаю, будто никого спасти нельзя. Сначала человек должен спасти сам себя,тогда уже только можно вмешаться и помочь. Эта философия не действует приперестрелке, а так же при поножовщине, но для всех остальных случаев жизни онавполне подходит.

Лютер протирал бокалы безупречно чистым белым полотенцем.Когда я села на табурет возле бара, он поднял на меня глаза и кивнул, при этомсигарета, торчащая в его толстых губах, дернулась. Лютер мужик крупный, нет,жирный. Другого слова не подберешь, но жир этот тяжелый, твердый как камень,вроде мускулов. Руки у него с крупными костяшками и размером с мое лицо.Конечно, лицо у меня не очень большое. Он очень черный негр, даже с оттенкомпурпура, как черное дерево. Сливочный шоколад его глаз пожелтел по краям отизбытка сигаретного дыма. Никогда я не видела Лютера без зажатой в зубахсигареты. Он страдает ожирением, курит непрерывно, по седине в волосах емуможно дать за пятьдесят, но он никогда не болеет. Генетика, наверное, хорошая.

– Что будем, Анита?

Голос его вполне подстать телу, густой и тяжелый.

– Как обычно.

Он плеснул мне апельсинового сока в невысокий бокал.Витамины. Мы делали вид, что это коктейль, дабы моя непозволительная трезвостьне испортила бару репутации. Кому приятно напиваться среди толпы трезвого доомерзения народа? И какого черта я шляюсь в этот бар, если я не пью?

Я отпила поддельного коктейля и сказала:

– Нужна информация.

– Догадался. Что именно?

– Данные по человеку по имени Филипп, танцует в“Запретном плоде”.

Приподнялась пушистая бровь:

– Вамп?

Я покачала головой:

– Вампироман.

Он сделал долгую затяжку, и кончик сигареты засиял, какуголек. Потом вежливо выпустил большое облако дыма в сторону от меня.

– Что ты хочешь про него знать?

– Ему можно доверять?

Секунду он пялился на меня, потом улыбнулся:

– Доверять? Анита, он же наркоман. А там все равно, начто он подсел: уколы, выпивка, секс, вампы – без разницы. Ни одному наркоманудоверять нельзя, и ты это знаешь.

Я кивнула головой. Знаю, но что поделаешь?

– Мне придется ему довериться, Лютер. Он – это все, чтоу меня есть.

– Слушай, девушка, ты не там ищешь.

Я улыбнулась. Лютер был единственным человеком, которому япозволяла называть меня “девушка”. Ко всем женщинам он обращался “девушка”, ковсем мужчинам – “мужик”.

– Мне надо знать, слышал ли ты о нем что-нибудьпо-настоящему плохое.

– Чего ты ищешь? – спросил он.

– Не могу сказать. Я бы рассказала, если бы могла илиесли бы думала, что от этого будет польза.

Он смотрел на меня пару секунд, осыпая на стойку пепелсигареты. Машинально вытер этот пепел своим чистым белым полотенцем…

– Ладно, Анита, ты заработала право говорить “нет” – наэтот раз, но в следующий пусть у тебя будет что рассказать.