Читать книгу "Они под запретом - Алайна Салах"

— И еще вон ту, со шпинатом, — я указываю продавщице на нижнюю полку прилавка, где на коричневом пергаменте лежат румяные слойки.

Девушка берется за щипцы, а я начинаю шарить на дне сумки в поисках кошелька. Вытаскиваю его, но тут же неловко роняю. Женщина в очереди за мной нетерпеливо переступает с ноги на ногу, демонстрируя раздражение. Виновато ей улыбнувшись, я тянусь к полу и немедленно застываю. Потому что в противоположном конце зала вижу Луизу.

Сестра сидит за нашим обычным столиком, перед ней — чашка кофе и ее любимый круассан. Мы с ней часто встречались здесь раньше. Мне нужно было помнить об этом, когда я решила зайти в эту кофейню.

Луиза меня заметила — ее глаза устремлены в мою сторону. Еще месяц назад она бы широко улыбнулась и крикнула «Аин, давай сюда!». Сейчас же просто кивает.

Я настолько сражена нашей встречей, что забываю и про кошелек и про слойку. Только недовольный вздох за спиной напоминает мне о цели визита. В прострации я протягиваю продавщице нужную купюру, сгребаю в дрожащий кулак пакет и разворачиваюсь.

— Девушка, заберите сдачу, — доносится мне вслед.

Я мотаю головой. Сдача не важна. Сейчас вообще все потеряло важность, кроме желания выскочить отсюда и спрятаться в стенах своей квартиры, как я делала это последние три недели. Так легко: миновать стеклянную дверь под жизнерадостный перезвон колокольчиков и дать себе еще пару дней отсрочки. Останавливает лишь то, что Луиза по-прежнему на меня смотрит. Поэтому я иду к ней.

— Привет, — я сжимаю пакет так сильно, так что бумага под ногтями рвется. — Ты… как ты?

Луиза осталась все той же Луизой: стильно одетая блондинка с безупречно красивым лицом. Правда сейчас в ней нет того эффектного лоска, благодаря которому ее можно было безошибочно отнести к числу столичной элиты. Возможно, из-за отсутствия макияжа, а волос, забранных не в самый аккуратный пучок.

— Привет. Я в порядке, — она кивает на соседний стул. — Присаживайся, если хочешь.

Я ежусь сильнее. В ее голосе нет упрека или злости, но он бесцветный, чужой. Отчасти поэтому я ей не звонила. Боялась, что все будет именно так. Луиза даст понять, что как раньше у нас больше не будет.

Поставив пакет на стол, я сажусь. Смотреть ей в глаза сложно, поэтому я разглядываю логотип кофейни на ее чашке.

— Как дела у вас? У папы… И… — произносить его имя сложно, но и не спросить про него я не могу. Больше называть некого. — У Арсения?

— Арс как всегда в работе, — Луиза смотрит на меня новым, непривычно закрытым взглядом. — Папа дома, на постельном режиме. Ты, скорее всего, не в курсе. У него случился второй инсульт.

Я забываю, как дышать. Лицо Луизы мутнеет, а потом вдруг напротив видится предельно четким. Под ее глазами залегли отпечатки усталости. У отчима случился второй инсульт.

— Как он? — хрипло вырывается из меня. — Я не знала… Если бы знала, я бы…

— В порядке. Все случилось на работе, поэтому скорая быстро примчалась. Теперь он относится к назначениям врача гораздо серьезнее, — Луиза подносит чашку к губам и делает глоток. Возвращает ее на стол, смотрит на меня. — Я тебе звонила.

Только сейчас в ее тоне появились ноты личного. Кажется, это упрек.

Мне хочется осесть под стол, спрятаться под прямотой ее взгляда. Отчаянно хочется найти себе оправдание, разозлиться на то, что никто из них не поставил в известность меня. Не получается. Потому что Луиза действительно мне звонила. Это я, струсив, не взяла трубку. Мне казалось, что я еще не готова слышать обвинения.

— Прости, — мои губы начинают дрожать. Какая сейчас разница? Разве есть смысл пытаться держать лицо? У отчима случился второй инсульт. Он мог умереть, а я могла пропустить его похороны из-за своей трусости. — Я могу его навестить?

— Можешь, конечно. Завтра Вова Радкевич с семьей приедет на ужин. Если хочешь — приезжай с ними.

— Я приеду, — быстро киваю я еще до того, как осознать, что означает присутствие Володи. Радкевич дружен с Луизой, но не настолько, чтобы приезжать в Одинцово на семейные ужины. Значит, там будет Арсений.

Его образ как по команде вспыхивает перед глазами в тысячный раз за последние несколько недель, а сердце, как и всегда, начинает стучать громко и сбивчиво. Арсений. Вот он сидит за столом, беседуя с отцом, усмехается бесконечной болтовне Луизы, смотрит на меня, изогнув бровь в насмешливом «Ты серьезно?», спрашивает о чем-то Даню.

Даня. Недавнее прошлое, вырвавшееся из-под контроля воображения, ранит. Потому что Данила за тем столом больше не будет.

— А что ему можно? В смысле, Петру? Я что-нибудь куплю.

Я и без ответов Луизы знаю, что можно, а что нельзя отчиму. После его первого приступа я выучила список разрешенных продуктов наизусть. Мне просто хочется поддержать разговор, показать, несмотря на случившееся и мое молчание, я совсем не равнодушна к их семье. Потому что вопреки всему, все еще считаю ее своей.

— У папы все есть, — все так же бесцветно произносит Луиза. — Но если непременно хочешь что-то привезти — меню ты наверняка помнишь.

Я киваю. Как не горько признавать, реверансов в мою сторону сестра делать не собирается. Пожалуй, мне было бы проще, если бы Луиза на меня открыто злилась. Тогда бы у меня появился повод встать в оборонительную позицию и напомнить себе, что с Данилом у меня по-прежнему ничего нет, а те неосторожные слова были сказаны мной случайно. Но Луиза не злится и задеть меня не пытается, лишь ведет себя отчужденно. Против отчужденности у меня нет оружия, поэтому она ранит сильнее. Я ведь привыкла считать нас подругами.

— Ну а что путешествие? Теперь наверное придется отложить?

— Из-за папиной болезни перенесли на октябрь. Полетим в Израиль. Там климат подходящий.

Луиза допивает кофе и отодвигает от себя тарелку с нетронутым круассаном. Мне хочется верить, что не по моей вине она потеряла аппетит.

— Прости… — шепчу я, пряча под стол руки. — За то, что пропала, и за Данила. У нас с ним ничего нет. Я его не видела очень давно.

Луиза ставит на колени в сумку и, опустив глаза, начинает в ней рыться. На меня она не смотрит. Кажется, специально.

— Это уже не имеет значения. Приезжай завтра. Папе будет приятно.

В груди завязывается тугой узел, хочется плакать. А действительно ли Петр захочет меня видеть? Он знает о том, что Данил бросил его единственную дочь, обозначив причиной меня?

— Папа не в курсе, — будто подслушав мои мысли произносит Луиза, кладет на стол купюру и поднимается. — Ему не нужно знать.

Мне тоже нужно подняться. У меня нет недопитого кофе и неоплаченного счета, только пакет с дурацкой слойкой. Но я продолжаю сидеть.