Читать книгу "Родимые пятна - Сара Дюнан"

В три часа пополудни, подвернув полы юбки под себя, я мчалась на велосипеде в сторону Вилльметри; рюкзак с бутылкой вина и багетом Багет — длинный французский батон.] лежал в багажной корзинке. Это не самый лучший способ путешествовать по Франции, но уклоны были мягки, и, если верить хозяйке, одолжившей мне свой велосипед, только при такой неспешной езде и можно хорошенько рассмотреть все, что ни встретится тебе по дороге. В былые-то дни, говорила она, все французские путешественники предпочитали подобный способ передвижения, тогда ведь у всех были велосипеды, а для провинции это куда как лучше машин. После первой пары километров мне надоело чувствовать себя героиней французского Сопротивления, и я погрузилась в выработку дальнейшей стратегии. Даже физическая активность казалась отдыхом после стольких дней, потраченных на перепахивание глубинных залежей моего сознания. Дождь давно прекратился, выглянуло солнце. Выехав из городка, я через некоторое время остановилась и сняла с себя шерстяную кофточку. Благодаря дыре в озоновом слое воздух был прогрет слишком, пожалуй, сильно для марта, но, как истинный друг планеты Земля, я радовалась всякой погоде, не возлагая вину за неудобства на матушку-природу. По пути мне встретилась парочка велосипедистов, старик и молоденькая женщина с младенцем, укрепленным у нее на спине. Мы приветствовали Друг друга взмахами рук. Больше никто навстречу не попадался, и велосипед начал казаться мне машиной времени. Возможно, доехав до особняка Бельмона, я наткнусь там на бледных аристократов в пастушеских одеяниях, изображающих бедняков, а Кэролайн Гамильтон останется лишь воспоминанием о будущем. Кэролайн Гамильтон, приемная дочь моей клиентки, юная танцовщица, прыгнувшая с речного берега, унося на тот свет младенца, готового выйти на этот свет. Тайна. Потому-то меня сюда и занесло. Я не вспоминала о ней с самого утра, а само это утро казалось мне сейчас страшно далеким. В порядке эксперимента я вообразила, что иду по ее следам, погружаюсь в глубь страны, прислушиваясь к трелям французских сверчков и редким петушиным выкрикам. Была ли она счастлива здесь? И если да, то долго ли? И чье семя заполучила в свое лоно под этим летним солнцем? Возможно, в конце пути ответ отыщется. Я почти видела плоды, созревающие в зарослях бельмоновских владений и ожидающие, когда их сорвут. Дорога пошла под уклон, и велосипед мчался теперь к основанию холма. Если я когда и чувствовала свою непобедимость, то именно теперь.

Вилльметри был так мал, что я чуть не проскочила мимо него. Не больше деревни, несколько домов, а вокруг опять поля и перелески. Передо мной была прямая дорога, в отдалении делавшая долгий плавный поворот. Похоже, это именно то место, где мы с моим лихим водилой потеряли лимузин из виду, вернулись и, повернув направо, вскоре достигли железных ворот. Я неторопливо проделала тот же путь, заметив блеснувшие над кронами деревьев башенки, будто шахматные фигурки обступившие с четырех сторон кровлю особняка. Я постаралась унять нервную дрожь. Почему бы тебе, в самом деле, не отступить, прошелестел где-то внутри вероломный голос? Да нет, сыщица, прикрикнула я на себя, это всего лишь ветер воет в полях. А голос все свое: прислони велосипед к дереву, присядь на пенек, пожуй хлебушка, запей его винцом и улетай домой с бутылочкой кальвадоса и воспоминаниями о ранней французской весне. Нет уж, Ханна, пожуешь после работы, а отдыхать будешь на ходу. Бросай свой велик и отправляйся туда.

Я огляделась в поисках подходящего места, где можно было бы его спрятать. Жители Санлиса наверняка не были похитителями велосипедов, но, живя в Лондоне, непременно обзаведешься своего рода паранойей и ни за что не оставишь велосипед без присмотра. К тому же он еще и чужой, да и перспектива тащиться три мили до городка по такой непредсказуемо переменчивой погоде не особенно согревала душу. В конце концов я засунула средство передвижения и рюкзак в канаву на краю поля и сверху прикрыла ветками. С собой взяла только сумку, где лежал увесистый шмат наивкуснейшей конины, упакованный в полиэтилен, захваченный мною просто так, на всякий случай…

Но псов вроде не слышно. Я погремела воротами. Никого и ничего. Может, они спят, по примеру французских крестьян, всегда готовых урвать среди бела дня часик-другой для сна? Машины тоже нигде не видно. Но это не значит, что хозяин уехал, возможно, ее просто отогнали в гараж. Надо бы узнать поточнее. В конце подъездной дорожки купался в солнечных лучах особняк. Ворота, кажется, единственный путь внутрь. Тогда поставщики хлеба, молока и туалетной бумаги, входя в ворота, хорошо видны из окон особняка. А не пройти ли по периметру ограды и не поискать ли таких местечек, которых не видно из дома? Поскольку никто меня сюда не приглашал и вряд ли я похожа на поставщика провизии, то и нечего рисковать, пытаясь проникнуть на частную территорию через главные ворота.

Пройдя вдоль ограды примерно милю, на другой стороне длинного холма я обнаружила место, где деревья, перемежавшиеся с густыми зарослями кустарника, позволяли вскарабкаться на ограду. Пришлось прыгать с высоты пять-семь футов, но почва была мягкая, так что я приземлилась благополучно. Вокруг были те же лесные заросли. Ни собак, ни птиц, ничего. Я постояла, прислушиваясь и выжидая. Дом был где-то справа, и я двинулась в его сторону, спускаясь по пологому склону холма. В самом низу путь мой пересек небольшой ручей. Я с удовольствием погрузила руки в его струи и даже попила. Вода была чистой и приятной на вкус. На другой берег я перешла по затейливому мостику, составленному из больших плоских камней, положенных в воду. Когда деревья расступились, передо мной неожиданно открылся эффектный вид. Большая овальная лужайка, обрамленная высокими каштанами, доходила до самого дома, до его заднего фасада, огромного и монументального. Почти примыкая к особняку, полукругом располагались конюшни, давно ставшие помещениями для гостей или слуг. На полпути к дому уютно покоилось в зеленой ложбинке продолговатое озерцо, местами заросшее тиной и лилиями, и солнце играло на его поверхности в свои замысловатые игры. Легко можно понять аристократа, которого сей умилительный пейзаж заставлял забыть, что одно из его поместий пошло с молотка.

Крадучись по краю лужайки, я сбоку приблизилась к особняку. И когда это произошло, романтик во мне уступил место реалисту. Не прежние времена!

Осмотрев стены дома, нельзя было не заметить признаков охранной системы. И я не дала бы руку на отсечение, что где-то здесь, рядом, не припарковано роскошное авто хозяина поместья. Так что даже если у мадам Бельмон и есть что мне рассказать, то как мне проникнуть в дом, дабы выслушать ее?

Во второй раз за этот день судьба распорядилась по-своему. Раздался шум, не предвещавший ничего хорошего. Может, кто-то спустил их с цепи, чтобы они прогулялись, а может, они просто хорошо выспались на сытый желудок, а теперь, проснувшись, почуяли своим собачьим нюхом, что пришел чужой. Пространство между особняком и поляной они преодолели в считанные секунды и выглядели на такой скорости скорее посланцами ада, нежели простыми сторожевыми псами. Нет, это совсем не такие домашние животные, которые, прежде чем начать с неприятным чавканьем тебя кушать, станут разглядывать имя на визитной карточке. Конюшни находились слева, не менее чем в пятидесяти ярдах от меня. Но я уже успела вытащить из сумки мясо, освободить от упаковки и бросить в сторону набегающих тварей. Однако смотреть, достаточно ли они проголодались, чтобы клюнуть на угощение, не стала. Нет, напротив, со спринтерской скоростью я бросилась к конюшням и ухватилась за какую-то ручку. Ужасающий лай и рык временно поутихли. Зато издалека донесся голос человека, который отзывал этих отродий дьявола. Дверь не поддавалась, но справа вверху обнаружилось небольшое окошко. Я ударила в раму туфлей, и оно распахнулось. Перевалившись через подоконник, я услышала, что звуки, издаваемые псами, приближаются.