Читать книгу "Тайга мятежников любит - Евгений Сухов"

– Старообрядцы от мира прятались, – хмуро пояснил Субботин. – А потом пришла сибирская язва, чума, холера…

Колонна втягивалась в низину. Земля под колесами подозрительно почавкивала. От мхов тянуло сыростью. Внезапное открытие, что деревья здесь растут не так уж густо и можно смело пройти, сменилось ошеломительным – можно смело утонуть! Вокруг обоза – сплошные топи!

Но развернуться уже было невозможно. Страшно представить, какой у подводы радиус разворота. Кругом пеньки, коренастые осины. Да и куда отступать? Белые за спиной! Лошади запрядали ушами – Латынский натянул поводья, но те уперлись, раздувая ноздри. Объяснять нормально уже не получилось. Приходилось матом – попутно с лупцеванием. Со скрипом обоз тронулся с места – затряслись подводы, чавкая по зеленому месиву.

– Влипли, – выразил всеобщее настроение Лева.

– Согласен, – буркнул Субботин. – Когда мозгов нет, об этом как-то не думаешь… Латынский, врежь-ка от души своим тварям – совсем обленились! Имею подозрение, что на хвосте у нас уже кто-то висит…

Арцевич с пулеметом прикрывал отход. Лежал за кочкой, а когда обоз удалялся саженей на тридцать, подтаскивал пулемет к замыкающей подводе, опять залегал. Мостить гати было некогда. Двое – Рыбский и Гасанов – переступали с кочки на кочку, вышаривали шестами место предполагаемого проезда, робко вставали сами. Возможно, опасность этого болота была сильно преувеличена – Латынский тянул лошадей, активно применяя метод кнута и пряника, Петруха проделывал то же самое со второй подводой, Субботин с «одноруким» Колонтарем брели последними.

Болото еще не топило, но уже засасывало, заскорузлые деревья употнялись, гнус стоял стеной. Гиблые окна становились заметнее – на вид напоминали сухие поляны, но под ряской скрывали полную неизвестность. Скорость падала. Когда в трясину свалился Колонтарь, паника достигла апогея. Не повезло: телегу повело – заднее колесо съехало с кочки, и дребезжащая конструкция стала разворачиваться. Он бросился в сторону, чтобы не попасть под колесо, нога поехала по скользкой траве, ухватиться оказалось не за что. Субботин поздно среагировал. Шест выскользнул – обычно бросаешь на воду, подтягиваешься и какое-то время не тонешь. А тут – совсем беда, с одной-то рукой. Он ухнул целиком – с вещмешком, карабином, забинтованной конечностью… Пару раз всплывал – глаза изумленные, неверящие. Забурлила воронка. Далеко. Шестом не достать. Да и не догадается… Он так и не понял, что толкнуло в спину. Бросил карабин под ноги – эх, прощай, жизнь малиновая… Оттолкнулся от кочки и с криком:

– Шест в воду, Петруха! – сиганул в трясину.

Тухлая жижа накрыла с головой. Ужас овладел – пещерный… С головой в дерьме и то слаще. Чувствуя, что задыхается, вытянул обе руки – стать связующим звеном между Петрухой и Колонтарем. «Идиот! – забилось в мозгу. – Петруха же не силач! Как ему утянуть двоих?..»

Поймал «утопленника» за шиворот, зафиксировал хватку. Завозил правой рукой: шест сегодня будет или нет?! Петруха, видимо, решил отличиться – тыкал шестом, как драгун багинетом, – по печени ударил, по глазу. Додумался… Субботин сцапал шершавый ствол, сжал до судороги, дернул: мол, готово, на крючке.

Человек за гранью способен на многое. Силы растут в разы. Петька устоял – не свалился третьим в компанию. А потом примчался, бросив пулемет, Арцевич. Тянули, разрывая жилы. Ревели, крыли матом. Вытянули. Не настал еще час Субботина. Не успел наглотаться. Колонтарь попил достаточно водички, но откачали, помяв грудную клетку. Передохнули на косогоре, выжали одежду. Петруха икал, умудряясь при этом важно сопеть. Колонтарь дрожал, приходя в себя. Субботин вслушивался в завывания организма – не схватил ли какую инфекцию?

– Спасибо, Яков Михайлович… – отхаркавшись, прохрипел Колонтарь. – Из хреновой истории вытянул…

– Из слишком хреновой, – согласился Лева Рыбский. – Прошел слух, что ты помер. Ну и как там – босым перед вечностью?

– Не помню, – растерялся Колонтарь. – Последнее было – осенил себя знамением… и концы в воду.

– Так мы еще и верующие, – обрадовался Рыбский.

– Да не… – замотал спутанными вихрами Колонтарь, – какой же я верующий?.. Просто свет клином сошелся… взыграло во мне что-то…

Взыграло, судя по всему, не напрасно. Прошли еще немного, и Субботин понял, что в трясине было лучше. Болото кончилось, стартовал неровный подъем. Средь осин и карликовых ив уже плясали белые березки, люди оживленно переговаривались… Откуда-то с фланга, из дремучего кустарника, застучали выстрелы!

То, что белые могли обойти болото и подобраться с любой стороны, он давно подозревал. Но верить не хотелось. Лошади, измотанные и издерганные, метнулись вбок. За первой подводой устремилась вторая. Падая за кочку, он видел, как Латынский не удержал равновесие, повис, вцепившись в поводья, лошадь мотнула мордой – швырнуло под копыта, хрустнул позвоночник, душераздирающий вопль… Рыбский колобком катился в ложбину, умудряясь палить из револьвера. Цирковую прыть проявил Гасанов – сиганул, оттолкнувшись от шеста, прочертил дугу, успел влететь в ложбину раньше, чем туда вкатился Рыбский… Ухнул под телегу Петруха. Колонтарь метался, застигнутый врасплох – не успел еще отдышаться от первого потрясения…

Свинцовые сквозняки гуляли по арене. Опьяненные успехом, издавая беспорядочные вопли, белые полезли из кустов. Не меньше дюжины – грязные, оборванные, страшные. Скуластый казак с изрытым оспинами лицом вскинул винтовку, деловито прицелился. Столбняк напал на человека – вместо того чтобы нырнуть под телегу, Колонтарь оцепенел, недоверчиво выставился в черное дуло. Выстрел слился с нестройной пальбой. Субботин дважды надавил на курок, уперев рукоятку «маузера» в бугор. Повалились оба – Колонтарь и казак – последний так с ухмылкой и помер… А Субботин уже откатывался в сырую ложбину, где Лева Рыбский, согнувшись в три погибели, строил планы на будущее…

Арцевич ударил с фланга, из толковой позиции – когда атакующие пробежали половину поляны и дружно возопили, предчувствуя победу. Первые трое попадали, выронив винтовки. Победные вопли сменялись криками страха. Солдаты сбились в кучу, метались, натыкаясь друг на друга. Арцевич строчил без передыха, методично выбивая людей. Уцелевшие бежали к кустам, но и там их поджидала стена огня. Добежали двое – но тоже не сказать, что повезло: пулеметчик перенес огонь, затрясся кустарник, спины падающих украсили брызги крови…

– Уходите, Яков Михайлович! – хрипло выкрикнул Арцевич, выбираясь из-под поваленного дерева.

– Мужики, за дело! – взревел Субботин, недоверчиво ощупывая стоящую колом тужурку. Неужто пронесло? Двое выбрались из ложбины, Гасанов побежал к лошадям. Лева Рыбский уперся в зад подводы, захрипел от натуги, выталкивая застрявшее в рытвине колесо. Помчался ко второй повозке Петруха, схватил болтающиеся поводья – хлестнул по взмыленной лошадиной морде.

– А ну, пошла, скотина!..

«Живые… – билось в голове. – Живые, так-растак…» Лошадиные силы приходили в негодность. Впору самим впрягаться. Что и делали, выворачивая из грязи подводы, помогая четвероногим друзьям. Арцевич с револьвером ходил по поляне, добивал раненых. Остановился у светловолосого пацана, который умолял не убивать, держась за прошитый бок, задумался, пожал плечами: дескать, сам виноват – выстрелил в сердце, побрел дальше…