Читать книгу "Кокс, или Бег времени - Кристоф Рансмайр"

либо в полной тайне, как Кокс в Хайгейте, либо вопреки всем правилам коммерции тратя на это свои личные средства, то бишь себе в убыток. Ведь и премии, назначенные иными безрассудными аристократами, а лет десять-двадцать назад даже Королевской академией за изобретение бесконечно работающего часового механизма, в лучшем случае могли бы окупить расходы на необходимые фундаментальные исследования. Но теперь.

Теперь китайский император дал им задание, и средства на его выполнение, судя по всему, ничем не ограничены. Кто видел изысканную роскошь хотя бы одного из дворцов Запретного города, или чертежи выросшей в монгольской глуши летней резиденции Жэхола, или протянувшуюся через горные цепи, степи и пустыни зубчатую линию той Великой стены, что веками защищала Китай от варваров, тот знал и что властелин всех этих чудес света мог и был готов заплатить за осуществление своей мечты фантастическую цену — золотом, временем, непомерными усилиями и... человеческими жизнями. За каждым чудом света скрывались могилы. Но если вообще что-то на свете можно добыть за какую-либо цену, китайский император непременно добудет.

Кокс и Мерлин начали составлять списки, длинные сметы на различные материалы, драгоценности и простые вещи, необходимые для постройки часов вечности: красное дерево и шлифованное стекло, сталь, свинец, латунь, платиновые, золотые и серебряные слитки, золоченые цепи для маятников, брильянты, рубины — и ртуть, в первую очередь ртуть, сто девяносто фунтов ртути.

В долгом морском путешествии Кокс предложил группе оксфордских естествоиспытателей, направлявшихся в Японию для изучения азиатских муссонных течений, предоставлять им на борту “Сириуса” самые точные замеры атмосферного давления, какие до сих пор делались в подобных плаваниях. В конце концов барометры фирмы “Кокс и Ко” не только украшали инструментальные наборы метеорологических станций Англии, но и принадлежали к числу самых успешных экспортных товаров мануфактуры. Ведь барометр давал возможность как бы заглянуть в будущее, поскольку по подъему и падению ртутного столба позволял сделать выводы о беге облаков, силе ветра и грозящих бурях.

А меж тем как колонки производимых пять раз в день и записанных замеров становились все длиннее, Кокс и Мерлин вновь обратились к идее, которую в Англии, подыскивая подходящие природные силы для привода часов, если и не отвергли, то отложили в сторону по причине затратности, дороговизны и механических сложностей.

Атмосферное давление! Поднимающееся и падающее атмосферное давление, приводящее в движение ртутную поверхность, как движитель часового механизма. Ведь различия в давлении, обусловленные климатическими или локальными погодными обстоятельствами, будут иметь место, пока атмосферный щит укрывает Землю от метеоритов и иных космических неприятностей, пока облачные челны бороздят синеву этого щита, пока муссон увлажняет и делает плодородными целые континенты, а пассат надувает паруса торговых и военных кораблей. Потеряй Земля этот щит, и настанет конец света и земного времени. Тогда уже не измеришь ни год, ни секунду. Но до той поры.

До той поры часы, черпающие энергию из перепадов атмосферного давления могли делить историю человечества на большие и ничтожно малые шаги и показывать, когда началась жизнь, когда началась одна эпоха, а другая закончилась.

Кокс с восторгом вспоминал тот вечер на борту “Сириуса”, когда возникшие на горизонте паруса поистине летящего трехмачтовика в итоге оказались-таки английским военным кораблем, а не каперским, не пиратским и не флагманским кораблем вражеского флота: он сидел с Мерлином на корме, на верхней палубе, на солнышке и приблизительно рассчитал, сколько ртути надо налить в баллон, чтобы привести в движение систему упорцев и шестеренок.

Расчет показал, что изменение погоды, при котором атмосферное давление поднимется или упадет на одно-единственное деление шкалы, может обеспечить работу часового механизма на шестьдесят с лишним часов. А как часто, несчетные разы, подобное изменение давления случалось в течение одного-единственного дня! Кокс вспомнил, что в тот вечер — старший боцман только что крикнул, что далекий парусник пересекает их курс не под флагом с черепом, а под британскими цветами, — назвал вслух несколько цифр и сделал соответствующие выводы, а Мерлин встал, подошел к нему и обнял, в первый и единственный раз в жизни.

Штурвальный, в поле зрения которого стояли эти чокнутые пассажиры, приписал сей жест счастливому облегчению, которое оба, вероятно, испытали, когда старший боцман отменил тревогу и по приказу капитана изменил курс на два румба влево, так как рисовальщик, сопровождавший оксфордских натуралистов, хотел лучше видеть стаю дельфинов, игравших в носовых волнах.

Сто девяносто фунтов ртути... Для своих автоматов английские мастера могли потребовать разорения целых сокровищниц Запретного города, и их поставщикам такое было уже не в новинку. Но ртуть! Цзяну и тому пришлось рыться в словарях, чтобы просто перевести это требование, и он удивился, что потребное сырье носило то же название, что и одна из планет: mercury, меркурий{5}. Зимний свет. Для придворных астрономов это небесное тело было всего лишь лишенной света звездой, черной, как море в безлунную ночь, и управляла она ледяной зимней тьмой.

Первую свою мысль насчет того, где найти источник означенного элемента, Цзян высказать не рискнул. Тем самым он бы предложил разорить святыню, ведь вместе с императорскими дворцами Жэхола в годы строительства летней резиденции был воздвигнут и павильон, чья крыша звездным небосводом из эбенового дерева поднималась над этаким игрушечным ландшафтом, над созданным из гранита, базальта, мрамора, горного хрусталя и кварцевого песка макетом Чжунго, китайской державы. Этот макет, опорная площадь которого размерами напомнила Коксу неф лондонского собора Святого Павла, представлял все горные цепи, плодородные равнины, пустыни и степи империи, моря, озера и реки, все города и крепости... И его строго соответствующие масштабу границы снова и снова менялись, расширялись или заново укреплялись в зависимости от завоевательных походов, катастроф или насильственных политических союзов.

Границы ширились то в одном, то в другом направлении, отступали от областей, вокруг коих велась борьба, придавая макету вид организма, медузы, амебы, которая, словно дыша и не имея определенной формы, располагалась в узких полосах дневного и лунного света, что решеткой падали сквозь золоченые окна-бойницы павильона и наводили на мысль о параллелях и меридианах.

И почти через все пространство этого игрушечного мира проходила Великая стена, Ваньли Чанчэн, десять тысяч раз невообразимо длинный вал, устремлялась то туда то сюда, в зависимости от военных сводок, делая неисчислимые повороты, будто, помимо множества иных своих функций, это великое сооружение должно было наполнить смыслом и то имя, какое дал Стене народ, — Великий Дракон, который в своей неизмеримости защищал Срединное царство, а равно и беспощадно