Читать книгу "Тысяча бумажных птиц - Тор Юдолл"

непостижимыми вопросами симметрии.

Я не хочу возвращаться в мир за пределами этих садов. Я хочу лишь одного: наблюдать, как на листьях искрится роса. Как в земле копошатся дождевые черви.

7 ноября

Каждый раз, когда я вижу божью коровку или упавший каштан, я думаю о нем. С тем же успехом я могла бы запихивать сердце в металлический пенал.

8 ноября

Бедный Дж. Не зная правды, он одобряет мои прогулки в садах, полагая, что мне нужно побыть одной, – но при каждом прощании присутствует и она.

Ложь, заключенная в моем поцелуе.

И ее послевкусие чувствуется еще долго.

* * *

Каждый раз, когда Гарри встречался с рыжеволосой женщиной, он усаживал Милли под дубом Фрайнетто, давал ей книжку-раскраску, коробку карандашей и говорил, что вернется за ней через час. Он, наверное, думал, что она слишком маленькая; что сопливый ребенок ему все испортит.

Милли рассматривала облака, потом придумывала себе развлечения – например, давала имена белкам, – но ее не покидало тревожное чувство, будто что-то проходит мимо. Ей не хватает друзей ее возраста. Ей хочется в школу. Просидев пару минут в одиночестве, она стряхивает с ног траву и пускается бегом.

Когда Гарри возвращался к дубу с глазами, горящими удивлением – какой прекрасной бывает жизнь! – Милли делала вид, что рассматривает блики зимнего солнца на ветках деревьев… или вон ту малиновку… или раскрашивает рисунки в книжке. Хотя, если по правде, она ходила за ним – мимо женщины, читающей «Таймс» на скамейке, мимо мамы с коляской, – и у пагоды пряталась за кустом. При встрече Гарри и Одри никогда не прикасались друг к другу.

– Что ты все время пишешь?

Гарри закрыл записную книжку.

– Просто садовые наблюдения.

– Мне нравится твоя записная книжка. Нравится, что она старая и потрепанная. – Одри присела рядом с ним и легонько коснулась испачканной землей обложки, надорванного корешка. – Не понимаю, почему люди сердятся, если кто-то загнет уголок страницы. Мне кажется, некоторым авторам даже нравится, когда в их книгах подчеркивают абзацы, что-то рисуют на полях – что их книги живут.

Потом Милли стало не слышно, что они говорят. Она видела только морозное дыхание Одри: облачка пара в воздухе и зачарованного ими Гарри. Чуть погодя ее голос окреп.

– Книга, которую я читаю сейчас, вся волнистая от воды. Я люблю читать в ванне. На ней пятна от кофе и жирные отпечатки… наверное, от майонеза…

Гарри рассмеялся и убрал записную книжку в карман.

– Получается, твоя жизнь стала частью истории в книге?

– Да! Ты бы видел книгу, которую я брала с собой в Индию! Раздавленный комар, гарь от моторикш…

Они так долго смотрели друг другу в глаза, что Милли забеспокоилась. В этих двоих было что-то такое, что отзывалось в ней смутной тревогой.

Гарри потер свою щеку, заросшую седой щетиной.

– А ты сама пишешь?

– Пытаюсь. Сочиняю стихи… но это так… ерунда. – Одри хлопнула в ладоши, но руки, затянутые в перчатки, ударились друг о друга беззвучно. – Я мечтаю когда-нибудь перевести роман. Большой роман кого-то из великих: Толстого, Тургенева…

– Почему бы не написать что-то свое?

– Господи, да куда мне писать свое? Давай пройдемся, а то холодновато сидеть.

Когда они прошли через Японские ворота, Милли наблюдала за ними издалека. Они говорили о чем-то, склонившись один к другому. Может быть, Милли еще ребенок, но даже она разглядела, как их тела изгибаются навстречу друг другу. Словно влюбленные или знаки вопроса, который они еще не решались задать.

Кусок веревки

Небо потеет. Джона и Хлоя плавятся во дворе двухквартирного дома, стараясь не слушать вопли внутри.

– Грэм? Ты можешь открыть эту чертову банку с вареньем?

Джона собирается позвонить еще раз, но тут дверь открывается, и его подруга Кейт бурно приветствует их обоих. Два поцелуя или три? В затененной прихожей Хлоя сталкивается с ребенком в костюме динозавра. Она входит в кухню и сразу жалеет о том, что надела обрезанные джинсы; все присутствующие дамы одеты в легкие платья из каталога «Боден». Хлоя отдает Кейт бутылку водки, но вскоре становится ясно, что напитком дня будет чай.

Кухонный стол заставлен тортами на разных стадиях завершенности. Две женщины взбивают масляный крем, дети топчутся рядом – ждут, что им перепадет угощение. На детском стуле в углу ерзает годовалая девочка, даже не подозревая о том, что вся сегодняшняя суета затеяна из-за нее.

– Привет, обезьянка. – Джона садится на корточки перед малышкой. – Кейт, она у тебя настоящая красавица.

Хлоя смотрит через плечо Джоны, видит красные диатезные щечки.

– Да, симпатичная.

Джона встает и ободряюще жмет Хлое руку.

– Оставляю тебя на попечение девчонок, – говорит он и добавляет в шутку: – Веди себя хорошо.

Он идет в оранжерею, где собрались мужчины, явно далекие от праздничной суеты. Лайза, шикарная платиновая блондинка, спрашивает у Хлои, живет ли она где-то здесь.

– Нет. Я из Долстона.

Она старается держаться строго и элегантно, как Одри, но, выпрямляя спину, задевает локтем пачку сахарной пудры. Пудра сыплется на пол.

– Блин! Извините.

Кто-то из детей хихикает.

– Хватит, Лили.

Хлоя встает на колени.

– Извините. Я сейчас уберу.

Она пытается собрать сахарную пудру руками, но проворный тираннозавр уже облизывает сладкие пальцы.

Кейт вытаскивает мальчишку из-под стола.

– Здесь такой кавардак! – Под торопливо наложенным макияжем ее лицо – тусклое и бесцветное, в усталых глазах – тоска по взрослым разговорам. – Глупо сидеть в помещении в такой день, – произносит она нараспев, как обычно говорит с детьми. – Может быть, ты пока погуляешь? А мы скоро выйдем.

На лужайке за домом дети играют в футбол сразу двумя мячами. На садовом столе лежит книжка по философии. Хлоя, далекая от амбиций этих женщин, украшающих торты для детского праздника, берет книжку и садится на лавочку. Прочитав пару страниц умных мыслей и замысловато построенных фраз, она начинает переживать: а вдруг благородные дамы будут возмущаться, что она не помогает готовить стол? Но, возможно, они счастливы и довольны, колдуя над выпечкой, болтая друг с другом и бегая из кухни в сад с дымящимися чайниками. Может быть, только Хлоя смущается, что она не умеет печь торты или нянчиться с детьми… она хоть раз обняла Эмили Ричардс? Хлоя почти чувствует в своей руке маленькую доверчивую ладошку. Каждому кораблю нужна вода… Пожалуйста.

Какая-то женщина выходит в сад. У нее светлые волосы с розоватым отливом, тонкий маленький нос и широкие бедра: грушеобразная фигура, которую Хлоя мысленно наряжает в резиновые сапоги и отправляет в огород полоть грядки. На руках женщина держит извивающегося младенца.