Читать книгу "За секунду до взрыва - Екатерина Польгуева"

– Почему? Почему убивать?

– Лучше тебе не знать!

Он помолчал, а потом заговорил уже спокойно:

– Не думай, что это я навел на Штаб. И не стал бы, и не смог бы. В Заозерье я и правда ходил одному старику продукты, – он помялся, – и всякое другое передавать. А тебя взял из-за катка. А Штаб – как бы я его вычислил? Знаешь, я из-за этого даже с отцом поругался после.

– Как это поругался? Вы с ним по интернету, что ли, переписываетесь о таких вещах?

– Да нет, мы сумасшедшие разве, по интернету? Он седьмого в Городе был.

– Ни фига себе не сумасшедшие! Его ж все ищут.

– Ха, пусть попробуют поймают! Хренушки им. И он уже не первый раз ведь приезжал. Помнишь, ты плакат «Разыскивается» увидела и завозмущалась: «Развесили по всему Городу, а что ему тут делать?» А я еще сказал, кто знает, и что он не трус. Потому что он как раз недели за две до того приезжал, надолго. Обычно на пару часов, а тут – несколько дней с нами пробыл. Хотя не из-за нас больше, наверное, а по делу. Но может, и из-за нас.

– Так что там со Штабом?

– Отец на Рождество приехал, поздно уже, вечером, седьмого числа. Они же по-православному празднуют, – Дед смешался. А я вспомнила его неприятие Бога, когда мы были в церкви у отца Мартина.

– Вот, я отца и спросил, что пятого января разнесли-то, а то никакой точной информации. Он сперва: мол, много будешь знать, плохо будешь спать. А потом сказал, что важная точка в Заозерье. Я поначалу даже и не понял. А тут ты позвонила, сказала, что Александр ваш в армию отправился, потому что Штаб разбомбили – и все погибли, и Люк, и Фродо, и Басис, и еще Мартин Смеос, который с листовками. Я его немного знал.

Я даже не удивилась, что Дед был знаком с Мартином. Я уже ничему не удивлялась.

– Тогда я начал орать на отца: зачем они их всех поубивали, они же были хорошие. А Мартин – вообще… А тот полковник контуженный? К тому же нас с тобой они не тронули, а могли бы.

– А он?

– А что он? Говорит, что это одна из двух точек, координировавших стрельбу по их позициям в Заозерье. И по Железнодорожному… Что теперь они и вторую точку уничтожат, потому как видел бы я, как ваши сегодня поселок разворотили. А на нескольких неразорвавшихся снарядах было написано: «Веселого Рождества». И что в Железнодорожном тоже хорошие люди живут, тебе ли не знать, – Дед снова умолк.

Я не выдержала, спросила, боясь услышать в ответ страшное:

– А как там мальчишки?

– Мальчишки? А, ты о Павлике и компании. Мальчишки-то живы.

– Слава богу! – кто не жив, я решила не уточнять. – Ты говорил, что не хотел в Город, а хотел на фронт и убивать. А теперь уже не хочешь? – меня подмывало снова спросить, почему Деду так хотелось убивать, но я не рискнула, как не рискнула спросить, кто такой Виталька.

– Не знаю, теперь – не знаю. После Райана все казалось так просто: где свои, где чужие. А здесь, в Городе, стало не так. Разве ты, или Томас, или Милка – враги? Или директор Силик. Я сперва думал, он просто добрый слабак. А оказалось, он с самого начала знал, кто я такой. Это он предложил нас за одну парту посадить. Сказал мне перед уроком: «Сядешь вон к той девочке».

Обида и злость вспыхнули во мне с прежней силой.

– Значит, и это – обман, наша дружба. И давно ты знаешь про Силика?

– Да все с того же седьмого января. Только почему же обман… Разве дружить нас кто-нибудь заставлял? Просто так получилось, а могло сложиться иначе.

Дед был прав, и злость начала угасать, только почему-то снова захотелось плакать, но я сдержалась, спросила:

– Так кто же мы такие? Вот ты, Дед, говоришь: «ваши», «наши». А потом вдруг «наше государство». А какое для тебя наше: Республика или РОСТ? Или, может, вообще Россия? И если не Республика, значит, и Силик, и мой брат, и даже я, хоть ничего и не знала, – предатели родины?

– Я тоже об этом думал, – отозвался, наконец, Дед. – Но это не контрольная по математике, Марта. Нет у меня для тебя ответов. Тут у каждого свои, наверное. После Райана и после той вашей записи, в трамвае, где Витальку… В общем, Республика никогда уже не будет моей. Для таких, как Силик, – даже не знаю, может она для него никогда своей и не была. Но все равно: он, или Александр, или ты – разве вы все сделали что-то плохое для Республики? По-моему, вы, как раз наоборот, ее спасаете. Только сейчас все это не важно.

– А что же тогда важно вообще?

– Важно, что нам теперь делать. Мы сидим здесь уже полчаса. Даже странно, что Черный Иосиф не торопится. Но это и хорошо. Может быть, еще есть время что-то придумать.

Господи! А ведь Дед, как всегда, прав. Расфилософствовались, придурки, в нашем-то положении! И тут меня резануло:

– А вдруг тут записывающие устройства? И тогда мы всех выдали!

Но Дед не заволновался, возразил даже как-то лениво:

– Да не-е. Этому фашисту недорезанному сто лет в обед, он в технике ни фига не понимает и сам ничего не решает. Небось Помойку ждет, я слышал случайно, его в департамент языковой полиции вызвали, наверно, еще не вернулся. А Черный даже мобильники у нас отобрать не догада…

Дед осекся и вытаращил на меня изумленные глаза. Боже, какие же мы идиоты, столько времени потеряли даром, когда возможность спасения – вот она!

Но наши аппараты сеть не ловили. Оставалось надеяться, что исключительно из-за полуподвальности помещения. Дед взял мой телефон, легко подпрыгнул и зацепился свободной рукой за перекладину. Потом подтянулся на одной руке и скорчился на прибитой к стене полке. Сдавленно произнес:

– Вот оно, есть!

Запикали кнопки набора:

– Добрый день, госпожа Ирита, – это он моей маме. – Нет, у нас с Мартой не все в порядке. Но долго объяснять. Пожалуйста, предупредите как-нибудь мою маму, чтобы она исчезла. Да-да, исчезла. А еще постарайтесь найти директора Силика, вдруг он сможет быстро добраться до школы. Вам тоже лучше уйти из дома. Да, спасибо большое.

Снова запищали кнопки:

– Томас! Слава богу! Какой, блин, звонок на урок! Знаешь, где Черный свои щетки хранит? Отлично! Этот придурок нас с Мартой здесь запер. Хватай ребят понадежней – и бегите сюда. Он нас Помойке выдать хочет!

Дед больше ничего не стал объяснять, спрыгнул, потянулся:

– Классная же у тебя мама, Марта! Никаких лишних вопросов. Моя так точно не сумела бы.

И тут за дверью послышались приглушенные голоса. Глаза уже привыкли к полумраку, и все содержимое каморки было вполне различимо. Но не для тех, кто заходил в нее с улицы или из светлого полуденного школьного коридора. Дед метнулся, схватил какие-то старые грабли, прижался спиной к стене. Я, повторяя его движения, подхватила лопату, взобралась на ящик у стены напротив. Ключ скрежетнул в замке, дверь открылась. Теперь сомнений не было: Черный и Помойка. Последний явно ничего не понимал: