Читать книгу "КонтрЭволюция - Андрей Остальский"

Фофанов явился, когда коллеги уже поужинали и предались культурному отдыху. А именно: они играли в домино! Разбились на две группы по четыре человека в каждой. И во главе одной из них он с изумлением увидел Генерального. Фофанов долго стоял и смотрел, как азартно лупят члены Политбюро костяшками по столу. Как весело выкрикивают: «Дубль!», «Рыба!». Потом его заметили, и кислое выражение его лица, кажется, испортило всем настроение.

Фофанов тут же принялся сам себя убеждать: ну, что же особенного? Ведь надо людям иногда и расслабиться. Выпить они с непьющим Генеральным как следует не могут (или не смеют). Ну, в лучшем случае рюмашку под закусочку можно пропустить, и максимум еще одну-две под горячее, а потом надо притворяться, что больше и не нужно. Охота теперь тоже уже не в такой чести, как при Брежневе, да и не все стрелять толком умеют. В карты играть — неприлично. Это или для блатных, или для гнилых интеллигентов. А домино — то, что надо, к чему с детства приучены, знакомое, родное, да и по интеллектуальному уровню — самое оно.

Но поздно Фофанов опомнился, заулыбался искусственно. Его реакция была замечена. И ему потом ее припомнили.

Собственно, удивил его именно Генеральный. Про то, что с хрущевских времен домино было любимой рекреационной игрой Политбюро, он слышал уже давно, еще в Международном отделе. Сначала отказывался верить, но потом более опытные коллеги убедили: так оно и есть.

Но он много лет знал Генерального. В его представлении Генеральный и домино никак не сочетались.

Фофанов знал, конечно, что слухи о любви к джазу, совершенном владении иностранными языками, об энциклопедических знаниях Генерального специально сочинялись в КГБ для воздействия на интеллигенцию. Неглупый ход, хотя можно было бы и не беспокоиться. Все равно эта самая интеллигенция значения для сохранения власти не имеет. Но в сравнении со всеми другими членами ПБ Генеральный действительно выделялся. Даже третий том «Капитала» пробовал читать! Можете себе представить: третий! Стишки писал, пусть графоманские, но писал. С иностранными языками, правда, дело было швах. Про любовь к джазу — тоже миф, ну, мог иногда послушать Утесова, но не более. На чтение художественной литературы времени у него не было никогда, и ни о каких энциклопедических познаниях речи тоже не могло идти.

Но чтобы в домино играть… Наверно, он делает это, чтобы не отрываться от коллектива, думал Фофанов. Как там учили в 20-е годы? Будь проще, и люди к тебе потянутся. Почему-то очень не хотелось верить, что Генеральный забивает козла по велению души.

Товарищ Сталин лучше всех знал эти премудрости. Не терпел рядом с собой шибко умных и образованных. Нужен кто-нибудь попроще, толковый, но без излишнего блеска. Кто-нибудь вроде недалекого, но старательного и надежного Георгия Маленкова. Того самого, из народной частушки: «А товарищ Берия не оправдал доверия. А товарищ Маленков дал нам хлеба и блинков».

Кстати, очень интересно народная мудрость заключает, что высшее партийное руководство от щедрот своих «дает» хлеба. Не крестьяне кормят партию, а наоборот! Вот какое глубокое, тонкое понимание партийности простыми трудящимися, как великолепно выпестовал русский народ товарищ Сталин.

А тот самый Берия, который «не оправдал», он как раз пример слишком одаренного соратника, много о себе воображавшего. Настолько много, что даже мысленно поставить себя на первое место в иерархии запросто мог. А это уже никуда не годится. От такого помощника надо вовремя избавиться.

Но вот его, товарища Фофанова, личный помощник Николай Михайлович ни на какие высоты не претендует. Он хочет жить нормальной человеческой жизнью, а потому далеко не пойдет. И будет со своим умом и образованием — истфак МГУ, между прочим! — служить кому угодно и чему угодно, не напрягаясь. И тонкому и сложному Фофанову. И какому-нибудь Попову, если он его позовет. Но только Попов не позовет — ему что-нибудь попроще бы.

И Николай Михайлович об этом догадывается. А потому можно ему до некоторой степени доверять.

Фофанов полулежал в своей кровати в спецбольнице на улице Грановского, а товарищ Резунов Николай Михайлович устроился на стуле рядышком и докладывал ему о происходящих событиях.

Шепотом, не называя фамилий — главная аппаратная мудрость! — рассказывал о жутких интригах вокруг предстоящего Международного совещания. Хоть и говорил Николай Михайлович тихо и иносказательно, без имен и названий, но Фофанов все же счел за благо перевести разговор на более безобидные темы. Да и какую позицию ему самому занять по совещанию, он еще не решил. С одной стороны, действительно анахронизм и напрасная морока. Бессмысленная говорильня, дорогущая показуха, все за счет все того же рязанского (орловского, воронежского) мужика. Но, с другой стороны, с другой… В его личном, фофановском своеобразном положении такое совещание может и шанс некий дать…

— Да, и вот что еще, Григорий Ильич, — сказал, складывая бумаги в портфель, помощник. — Новости интересные есть — касательно товарища Буни.

Фофанов вздрогнул от неожиданности — только этого не хватало! Опять этот Буня!

— Да что там еще с ним? — ворчливо сказал Фофанов. — Меня он вообще-то не очень волнует, я же вас просил — забудьте о нем. Это пусть товарищ Усманов о нем заботится.

— Так в том-то и дело, Григорий Ильич, что, считайте, он у Усманова уже не работает! Завтра вам на опросное голосование вопрос пришлют о его назначении в отдел науки! Замом. А вы ведь просили там какой-нибудь контакт найти.

— Ну это так, не срочно… А что это за переход такой? А хотя дайте сообразить… На науке сейчас Колесов сидит, а он с Усмановым в Академии общественных наук учился, и, говорят, там они дружили не разлей вода!

— Ну да, а Петро — Буня то есть, он ведь по образованию физик и в ЦК пришел из академии! Физтех кончал. Кандидат наук, физико-математических.

— Ну да. Ну да.

— И как раз, пока он, считай, из одного места уже ушел, а в другое еще не пришел, самое время его пригласить, проконсультироваться неофициально.

— Не знаю, не знаю, еще Усманов с Колесовым как-нибудь не так поймут…

— Да нет, нет! Никого это не ущемит. Тем более Петро такой мужик — контактный, всем интересующийся, не интриган какой-нибудь. Технократ, что называется.

— Ну, не знаю… может быть…

— И завтра в выходные он с удовольствием вас посетит — здесь, в больнице. У вас тут наверняка по поводу выходного анализов и обследований минимум будет. Ну и у Петро — у товарища Буни то есть — много свободного времени. Потому как ему велено на всякий случай в Москве сидеть, а делать-то особенно нечего, и вряд ли его кто-нибудь вызовет. Вот вы и поговорите с ним спокойненько. Он вам любую консультацию даст.

В общем, позволил Фофанов себя помощнику уговорить. Несмотря на какое-то странное предчувствие. На некое смутное беспокойство. На ощущение, что делать этого почему-то не следовало бы. Хотя о чем тут беспокоиться, непонятно совершенно. Черт его поймет.

Глава 6. Обожженные солнцем

1

В тот день Ирка долго перечисляла Натальины грехи. И высокомерна, и эгоистична, и других людей замечать не хочет. «Витает в своих цветных облаках», которые ей все нормальное в жизни заменяют. А то, что вся в долгах, как в шелках, так ее это не колышет. Ведь фактически за счет тетки живет. Хорошо ли все сбережения старой женщины профукивать?