Читать книгу "СМЕРШ. Будни фронтового контрразведчика - Виктор Баранов"

Глава XIII. ПРОНИКНОВЕНИЕ В РАЗВЕДГРУППУ

Майор Бондарев, с неудовольствием выполняя указания своего шефа, терпеливо листал и изучал литерное дела на все подразделения дивизии в поисках кандидатов для зафронтовой заброски. У него уже рябило в глазах от множества сообщений осведомителей, написанных корявым почерком, карандашом. Изредка в делах попадались более грамотные отчеты резидентов, на хорошей бумаге, выполненные чернилами. В одном из них он нашел сведения о сержанте Княжиче. Осведомитель по прозвищу Бойкий сообщал, что Княжич пришел в телефонную роту в ноябре прошлого года. По своему характеру — скрытный: о себе и своих родных говорит мало, якобы жили они в Западной Белоруссии; до войны работал у немцев-хуторян вблизи Гродно, поэтому немного знает разговорный немецкий язык; мобилизован в Красную Армию в июне 1941 года. Там же имелась отметка, что Княжич проверен по учетам — компрометирующих материалов не имеется.

Бондарев к рекомендациям Сазонова отнесся небрежно. Ему нужно было просмотреть не только литерное дело на батальон связи, но также и архивные учеты на ранее проверяемых, а для этого нужно было обращаться к сержанту Калмыкову, которого он терпеть не мог, и это было выше его сил. Он не мог переломить себя, чтобы подойти с просьбой к этому сержантишке-писарю, любимцу шефа. Но напрасно он этого не сделал, и это выяснится потом, когда он, жалкий и раздавленный случившимся, предстанет перед военным трибуналом.

Сержант Княжич, он же Лисовецкий, с множеством других фамилий, какими он прикрывался в рискованных операциях по партизанскому подполью, обладал железной выдержкой и, Главное, чутьем к опасностям! У него была способность предвидеть любую ловушку противника, разгадать ее замысел, запутать противника, навязать ему свою волю и молниеносно нанести удар! Он обрел опыт распознать, где и как работает подготовленный агентурист из спецотряда НКВД, а где — привлеченный к сопротивлению самоучка-подпольщик. Первые отличались своей медлительностью, желанием основательно вникнуть в обстановку, излишней подозрительностью к вновь вовлекаемым, боязнью ввязываться в рискованные операции. Они были более предсказуемы в своих действиях. А вот те самоучки — добровольные разведчики, диверсанты, — жители деревень, городов, станций, вовлеченные неприязнью к оккупации, подогреваемые организованным сопротивлением партизан и окруженцев, были менее предсказуемы. Они действовали стихийно, без всяких правил, не боялись риска, не страдали занудством подозрения, надеясь на земляческие и родственные связи.

С той поры, как Лисовецкий из госпиталя попал служить в дивизионный батальон связи, он стал готовиться к переходу фронта. Но он знал, что передний край дивизии густо начинен минами. Немцы тоже сплошняком засеяли свой «передок» вновь изобретенными прыгающими «лягушками», натяжными, сюрпризными и другими смертоносными пакостями, лежащими в толще снега. Проскочить с ходу эту смертельную полосу было безумием. Его сержантская должность — механик подвижного взвода — позволяла ему быть вне строя роты, иметь свой рабочий уголок, инструменты. Он быстро освоил ремонт телефонных аппаратов, умение паять, сращивать провода и даже помог отремонтировать взводный мотоцикл. Решить свою задачу — проникнуть в осведомительную сеть — ему помог упрощенный способ работы особистов в среде личного состава. Многие солдаты роты не скрывали своего сотрудничества с контрразведкой, ставя себе это как бы в заслугу. Их никто за это не упрекал, и только за глаза говорили: «Вон, смотри, Рожков-сексот пошел докладывать в землянку к старшине; скоро туда придет «особняк» — старший лейтенант Никифоров». Он, действительно, приходил в старшинскую землянку, двери закрывались, и они «беседовали» там наедине. «Особняк» делал вид, что соблюдает конспирацию, а солдаты деликатно притворялись, что якобы не догадываются о его негласной работе. Каждой из сторон хотелось затратить на эту встречу как можно меньше усилий, не видя в том никакого прегрешения.

Княжичу было интересно знать, проявит ли интерес к нему особист Никифоров. Для этого он сблизился с одним из «этих», кто захаживал к старшине, и однажды в его присутствии в ротной землянке, когда солдаты рассматривали найденную обложку немецкого журнала, Княжич медленно, по складам перевел небольшой текст. Может быть, донесение осведомителя Бойкого пролежало бы в литерном деле без движения, но теперь оно пришлось в самый раз — искали людей для заброски в тыл, и вот тут-то Бондареву и «свезло», о чем он еще долго будет помнить! Причудливая судьба заманчиво раскрыла перед ним свои объятия: после таких упорных поисков, когда ему уже хотелось доложить Сазонову о невозможности выполнения задания, вдруг он лично, перелопатив кучу дел, находит кандидата, да еще какого — белоруса-западника со знанием языка, кадрового сержанта бедняцкого происхождения!

Потом он будет многим рассказывать, что, обладая необыкновенным «оперативным нюхом», разыскал забытое сообщение осведомителя. И вот именно он, Бондарев, как бывший ответственный и политически достаточно подготовленный политработник — сразу же обратил внимание на этот документ и не прошел мимо него, как некоторые оперработники со стажем чекистской работы. Это говорилось в адрес двух сотрудников отдела, прикрепленных к нему в помощь Сазоновым для выполнения директивы Центра. И тут же, в их присутствии, он долго и нудно доказывал превосходство политических знаний над чекистской практикой и, безбожно перевирая ленинское изречение, сказал:

— Еще на заре революции Владимир Ильич указывал, что выбор коммуниста на руководящую работу определяется не профессиональными знаниями, а политической зрелостью и преданностью партии…

Один из оперработников даже аккуратно записал в блокнот это руководящее ленинское указание, исходящее из уст замнач отдела, и спросил его, в каком томе можно это найти. Тот сделал паузу и с назиданием ответил, что каждому коммунисту нужно читать и перечитывать нашего основателя партии и государства и руководствоваться его трудами в нашей работе, поэтому «читайте всего Ленина и вы найдете там эти слова». После его ухода из землянки второй оперработник, постарше годами, сказал:

— Это я уже не в первый раз слышу и могу сказать, что только политработник утверждает, что не профессиональные знания определяют руководящий пост, а преданность партии и политическая грамотность… — и, чуть понизив голос, добавил: — Между нами говоря, наш Бондарев — мудозвон, корчит из себя шибко политически подкованного и на каждом шагу только об этом и долдонит! А ведь спроси у него, какая разница между агентом и осведомителем — он до сих пор не знает. В этом я уже убедился, общаясь с ним эти дни. И еще я понял, что он дурак непроходимый! А с каким гонором он мне сказал, что партия направила его на укрепление «Смерша», и посмотрел на меня, как на проштрафившегося солдата! А ведь он в нашей работе — ни ухом ни рылом. И, надо же, чтобы сразу на руководящую должность в наш отдел! А я вот еще с финской службу ломаю, а все еще старшим опером, и никакого движения! Ведь по справедливости-то я должен быть у Сазонова замом, а здесь, видишь, прислали из политрезерва эту фигуру.

Младший по возрасту собеседник сочувственно молчал, он целиком был на стороне товарища — он просто не любил пришлых чужаков. Примерно такой же настрой к новому заму был у всего оперативного состава отдела.