Читать книгу "Повелитель разбитых сердец - Елена Арсеньева"

Дверь открывается, и в зале возникает дивное,очаровательное, обворожительное создание. Изящная, как цветок, блондинка сраспущенными волосами ниже плеч и аквамариновыми глазками – воплощениесказочной красоты. Да на ее загорелых ножках шедевры от Шанель и прочей обувнойкомпании будут смотреться еще лучше! Тем паче что они достались тетке скольцами и впрямь задешево. Николь успела шепнуть мне, что ее сапоги в бутикестоили бы триста пятьдесят евро, а теткины туфли – каждая пара не меньше чемдвести, ну и босоножки – двести пятьдесят. Почувствуйте разницу, а?

Нет, в самом деле – одеваться на аукционах довольно-такивыгодно. Даже очень. Вот если Николь все же найдет мне французского мужа, ятоже сделаюсь завсегдатаем этого серого дома, изнутри похожего на бархатнуюалую шкатулку, с броскими надписями снаружи: Drouot, Drouot, Drouot… А покавсе, что я могу, это любоваться несусветной красоткой, которая берет у окольцованнойтетеньки все три коробки и выносит из зала. Когда ее точеная фигурка скрываетсяв дверях, по залу проносится легкий разочарованный вздох. Нет, честное слово,именно про таких и говорят: смотрел бы, да не насмотрелся! Странно, что даже унас с Николь, женщин, она не вызывает зависти, а только восхищение. И какоечудное, романтичное имя – Лора. Неужели она – дочка этой уродины? Ну, можетбыть, хотя бы племянница?..

Поскольку делать нам в зале больше нечего, мы потихоньку –мсье Дезар наконец-то начал новый торг – выходим вслед за толстухой. Вид у неену до того самодовольный (и три пары дорогой обуви удалось отхватить дешевле,чем за полцены, и эту обувь, словно рабыня Изаура – тюк с хлопком, несетневероятная красавица), что я невольно дергаю Николь за руку. Мне хочется,чтобы мы обогнали тетеньку и продемонстрировали ей нашу коробку с нашимисапогами. Просто так, чтобы не слишком заносилась: дескать, не все в этой жизнией доступно!

Однако мы не успеваем. Нас обходит на повороте высокиймужчина – тот самый, на которого я уже обратила внимание в прошлый раз: в лихозаломленной шляпе и в брюках с обшлагами. Он по-прежнему держит руки вкарманах, пиджачная шлица по-прежнему расходится на… на том, стало быть, месте,на котором она и должна расходиться, и походка у мужчины вся такая…стремительно-небрежная. Он минует нас с Николь, потом толстуху, которая важнотащится, косолапо переставляя коротенькие ножки – ну точно жаба, котораяперекушала комаров и мушек! – потом вдруг вынимает из кармана руку и щиплеткрасотку Лору, нагруженную коробками, за точеную попку.

Клянусь!!!

Лора истерически взвизгивает и роняет коробки. Туфли,босоножки, коробки летят в разные стороны. Она не обращает на них никакоговнимания. Поворачивает к охальнику перекошенную физиономию, заносит руку,словно готовится дать ему пощечину, и визжит:

– А, бля-а-адь!

Что характерно, кричит она по-русски.

15 мая 1800 года, замок Сен-Фаржо в Бургундии, Франция. Издневника Шарлотты Лепелетье де Фор де Сен-Фаржо

Сегодня я вдруг поняла, что действительно пришла весна –давно пришла, просто я ее не замечала. Мне было не до весны. Вот уже которыйгод мне было не до весны! Не до осени, не до лета, не до зимы – для менясуществовал только некий завтрашний день . И хоть говорят, будто завтра никогдане наступит, оно все же наступило! Настал тот день, о котором я мечтала семьлет.

Боже мой, что это были за годы… Они предстают передо мнойвереницей таких нравственных и физических страданий, которые мне даже нехотелось поверять моему дневнику. Мы – я и Максимилиан, мой младший брат, –думали только о том, чтобы выжить, чтобы сберечь замок наших предков,пристанище нашего опозоренного рода. О нет, мы не опасались, что к нам ворветсятолпа озверелой черни: имя Луи-Мишеля Лепелетье надежно охраняло нас отпосягательств революционеров.

Получается, нам все-таки было за что его благодарить… Однаковыпадали дни, когда мы даже не знали, удастся ли нам раздобыть хотькакую-нибудь еду. Менять фамильные драгоценности на кусок хлеба – о, странныечувства испытываешь при этом… Если бы не преданность некоторых слуг, старыхслуг, которые не развратились даже в годы этой так называемой свободы, я дажене знаю, как бы выжили мы с Максимилианом, старая дева и юноша, на плечахкоторых лежал такой тяжкий груз – забота о настоящем и о будущем… О, проклятыегоды революционного террора! Они уже позади, и те люди, которые когда-товвергли Францию in tenebris [29], теперь сами канули в адские бездны.

Увы, не все. Ненавистный художник, увековечивший позор нашейсемьи, все еще жив. Жив – и процветает!

Вскоре после картины «Смерть Лепелетье» Давид намалевалполотно «Смерть Марата» (о, будь благословенна эта святая женщина, ШарлоттаКорде, перерезавшая своим кинжалом нить его гнусной жизни!), сделалсяофициальным церемониймейстером Республики и устроил какой-то знаменитыйпраздник «Верховного Существа», слухи о котором дошли даже до нашей глуши.Рассказывали, что на развалинах Бастилии был устроен фонтан, из которого пиливсе, комиссары и народ, потом все целовались друг с другом, потом шли по улицампроцессией, в которой были вместе старики и питомцы воспитательного дома(воплощение идей моего несчастного брата!), везли урну с прахом убитых героев…Пляски на могилах, пляски на могилах!

Когда закончилась кровавая вакханалия Республики, Давидугодил в тюрьму. И все же эта мерзкая тварь не переставала пачкать бумагу своимгнусным пером! Свои рисунки, передаваемые на волю, он теперь подписывал так:«David faciebat in vinculis» [30]. Узнав о его заключении, я начала возноситьблагодарность небесам, однако рано. Фортуна вновь повернулась к нему лицом, кэтому отщепенцу, уродливому карлику. Жена, покинувшая его, когда он подал голосза казнь короля, вернулась к мужу-узнику. Вскоре его выпустили на волю, и самПервый консул Бонапарт проявил к нему благосклонность. Давид вновь сталруководить своей школой, и под его влиянием мода на античность заполонилаПариж. Говорят, на Елисейских Полях выстроены храмы с жертвенниками вионическом стиле! Дамы носят хитоны и сандалии! По улицам шляются целыепроцессии жрецов и жриц! А для его новой, самой модной картины «Похищениесабинянок» позировали богатые парижские дамы, которые не постеснялись надеть насебя самые откровенные костюмы… вернее, не постыдились снять с себя почти все.