Читать книгу "Сотня цветов. Японская драма о сыне, матери и ускользающей во времени памяти - Гэнки Кавамура"

размещение в котором Юрико стояла в очереди.

– Касай-сан, звоню сообщить вам, что у нас освободилось место, – это известие оказалось для Идзуми крайне неожиданным, и, прежде чем он нашел какие-либо слова, женщина продолжила: – Скажите, пожалуйста, когда примерно вы сможете приехать?

Идзуми с Каори окончательно пришли к выводу, что им все-таки лучше обратиться за помощью в пансионат, после совместного визита к маме. Каори до самого конца не хотела отказываться от идеи забрать Юрико к ним, но когда своими глазами увидела, в какое состояние может прийти свекровь, поняла и приняла точку зрения мужа. В результате на следующих выходных Идзуми отправился знакомиться с условиями специализированных учреждений, которые находились недалеко от дома матери. Но среди них не оказалось такого, которому он был бы готов доверить заботу о Юрико. Идзуми не хотел, чтобы маму постигла участь обитавших здесь пожилых с деменцией, которые весь день только и сидели в инвалидных колясках перед телевизором.

Сомнения и тревоги Идзуми помогла разрешить Никайдо, которая, узнав о его мытарствах, порекомендовала одно хорошее место:

– Это небольшой частный пансионат на берегу моря. Директор этого учреждения и ее дочь – уникальные люди:

они используют нестандартные для подобных организаций принципы взаимодействия с больными, и об их подходе хорошо отзываются. Да и место какое – побережье, красота!

Около двадцати минут на электричке, потом еще десять на такси – и вот он: реконструированный под пансионат традиционный японский дом. Навстречу Идзуми вышла среднего возраста миниатюрная женщина с абсолютно детским лицом, а вместе с ней девушка – полная копия матери, только ростом на голову выше.

– Добрый день! Моя фамилия Мидзуки, я директор пансионата «Нагиса». Мы рады видеть вас у нас, – приветливо представилась женщина с улыбающимся детским личиком и пригласила пройти в дом.

Идзуми пулеметом выложил все обстоятельства: деменция развивается – мама начала покидать дом и бродить в одиночку; у самого – работа в Токио, и там полный завал; у них с женой вот-вот родится ребенок; объездил несколько пансионатов, но ни один из них не вызвал доверия. Мидзуки с дочерью, сидевшие на диване напротив, внимательно слушали и размеренно кивали. Можно предположить, что им приходилось слышать множество подобных историй. Но в их глазах читалось сострадание, они словно молча подбадривали мужчину: «Все хорошо! Не переживайте!» Перед глазами Идзуми время от времени курсировал, опираясь на тросточку, старичок, а между женщинами то присаживалась на диван, то спрыгивала с него бабушка с согнутой спиной. Мидзуки, сохраняя абсолютное спокойствие, вела диалог:

– Касай-сан, скажите, пожалуйста, вы посещаете кофейни или заходите в какие-нибудь заведения пообедать?

– Да… Бывает, – неуверенно тихим голосом ответил Идзуми: он не понимал, почему это интересует Мидзуки.

– А вы смогли бы просидеть там безвылазно семь или восемь часов?

– Нет, так много я бы, конечно, не выдержал.

– Вот, теперь представляете? Даже здоровому человеку сложно долгое время находиться на одном месте.

Из окна было видно, как на лужайке под теплыми лучами солнца нежилась чихуахуа, она сладко зевала. Собачка, как пояснила Мидзуки, жила здесь с прошлого года: она заехала сюда вместе со своим пожилым хозяином.

«Теперь все наши дедушки и бабушки заботятся о ней. Правда, перекармливают: вот она и толстенькая», – восторженно рассказывала женщина.

– Жить в окружении белых бетонных стен; в помещениях, где повсюду постелен одинаковый линолеум; там, где, не учитывая чью-либо волю, просто усаживают всех пялиться в крошечный телевизор; где пищу подают в одноразовой посуде, – разве это не ужасно?

– Ужасно.

– Если бы вам наказали жить в таких условиях, сколько дней вы бы продержались?

– Даже не знаю…

– Конечно, каждое учреждение функционирует, руководствуясь собственными принципами. И у всякого пансионата – не будем отрицать – своя стоимость услуг и эффективность. Но помести, например, меня в подобное место, я не смогла бы пробыть там и полдня. Наверняка захотелось бы оттуда просто сбежать. Если даже навещающие родственники думают лишь о том, чтобы побыстрее уже вернуться домой, то с чего бы такое место жительства пришлось по душе страдающим деменцией людям? Поэтому они и пытаются выбраться из заключения. Чтобы предотвратить побег подопечных, устанавливают целую систему дверей. А ведь от этого только сильнее хочется убежать. От такой жизни некоторые даже начинают грубить и буянить. На мой взгляд, это вполне закономерный результат.

– А у вас тут всé с деменцией?

Обитатели, собравшиеся сейчас за кухонным столом, умиротворенно чистили стручки фасоли, обсуждая при этом, что готовить на ужин, – они не походили на людей, когнитивные способности которых ослабевают под давлением болезни. У окна в видавшем виды кресле-качалке сидела женщина, у которой из-под ловко танцующего крючка спускалась прелестная лента кружева.

– Да, все с деменцией. Люди утрачивают воспоминания, испытывают проблемы с мышлением, но, как видите, их руки не теряют доведенные до автоматизма навыки. Они в состоянии справиться с готовкой или другим выученным ручным ремеслом, даже если не могут уже вспомнить свое имя. Поэтому у нас большое внимание уделяется вещам, с которыми можно взаимодействовать. Здесь практически все, чего только может коснуться осязание или зрение, изготовлено из натурального дерева, ткани и других природных материалов – мы стараемся по возможности исключить контакт с бездушными предметами. Мы не запираем окна и двери, но и таких случаев, чтобы кто-то пытался убежать, у нас особо не было. Бродяжничество, агрессия – все это симптомы, и их – пусть это и не избавит от самой болезни – можно облегчить, если ликвидировать стресс-факторы. Именно на этом мы акцентируем внимание в своей деятельности.

Только сейчас Идзуми заметил, что в углу комнаты стояло черное пианино. Оно уже носило отпечаток старины, но невооруженным взглядом было видно, что за инструментом хорошо ухаживают. Заметив интерес Идзуми к пианино, подала голос до этого молчавшая дочь Мидзуки:

– Это пианино привез с собой один из наших постояльцев. Он уже покинул нас, но инструмент здесь прижился.

На черной лаковой поверхности пианино играли белые отблески солнечных лучей. Идзуми наконец-то почувствовал, что нашел подходящее место. Если маме и предстоит провести последний этап жизненного пути где-то вне родных стен, то там обязательно должно быть место музыке. Радость открытия тем не менее сопровождалась беспокойством: на такие условия содержания и ухода за больными наверняка претендует уйма желающих. Он немедля задал волнующий его вопрос:

– А сколько примерно приходиться дожидаться, чтобы заехать?

– Многие из наших нынешних постояльцев хорошо держатся и живут у нас уже долго, кто-то даже более десяти лет. Так что смена жильцов происходит не особо часто, сами понимаете. Ожидающих возможности к нам попасть тоже немало, один из них пребывает