Читать книгу "Жёстко и угрюмо - Андрей Рубанов"

Я заставил девок проверить снимки – девки остались очень довольны, и мы расстались.

Девки не вызвали во мне никакого эротического интереса, и я у них тоже. Возможно, они были лесбиянки; но не обязательно.

Мы тут же разошлись как можно дальше.

В каменоломнях острова Пасхи людям было не до эротики.

От перекошенных статуй веяло тревогой.

Я сделал три десятка фотографий, трижды обошёл всю невеликую территорию каменоломен, поднялся в кратер и прогулялся вдоль его края, куда хватило тропы, затем спустился; к тому времени японские молодожёны и английские учительницы уже свалили; солнце перекатилось на другую половину неба, и я снова сделал множество снимков – при другом освещении.

Самые грубые подсчёты показывали, что народ рапа-нуи занимался изготовлением каменных фигур на протяжении длительного исторического промежутка: от ста лет и больше.

Изготовление статуй очевидно было главным занятием островитян: приблизительно треть взрослого мужского населения работала каменотёсами, вторая треть ловила рыбу и кормила первых. Третья часть взрослых мужчин, как и повсюду в других цивилизациях, не участвовала в производстве: это были вожди, лидеры, жрецы, учителя и врачеватели, а также инвалиды.

Неизвестно, за какой исторический промежуток народ рапа-нуи изготовил свои статуи. Это могло занять и сто лет, и пятьсот. Народ рапа-нуи не оставил после себя письменных хроник.

Возможно, трудолюбивые островитяне создали все свои статуи быстро, за два или три поколения, – подобно тому как народы России за семьдесят лет социализма – срок, по историческим меркам ничтожно малый, – до неузнаваемости преобразили страну, построили заводы и породили новую оригинальную культуру. Когда пройдут века, тот промежуток в семьдесят лет будет казаться историкам любопытным казусом. Да, скажут историки нашим отдалённым потомкам, врать не будем, имел место так называемый «социализм», строительство так называемого «коммунизма», – любопытное время, менее столетия, когда страна претерпела метаморфозу, болезненную, но очевидно благотворную; сами создали, и сами потом порушили, отменили, передумали.

Возможно, на острове Пасхи случилось что-то подобное.

Или не случилось. Мог иметь место другой вариант: никто никуда не спешил, не произошло никаких революций, изготовление каменных изваяний было общей древней практикой, всем привычной. Отцы начинали – сыновья продолжали – внуки заканчивали.

Так или иначе, однажды всё замерло.

Расположение фигур в каменоломнях ясно показывало, что работы прекратились – одномоментно.

Одни бригады вытёсывали идолов, другие корячили готовые фигуры вниз по склону, – но наступил день, когда все работники бросили свои занятия и свои статуи, готовые полностью, или наполовину, или на треть, – и больше никогда к ним не возвращались.

Мог ли маленький, замкнуто живущий народ рапа-нуи самостоятельно изготовить несколько сотен каменных фигур, каждая весом в десять – двадцать тонн? Вполне мог. Наука доказала, а Тур Хейердал проверил экспериментально. Для вырубания каменных изваяний из прессованного вулканического пепла требуются всего лишь терпение, трудолюбие и малая толика художественной фантазии.

Эта тайна разгадана.

Но не разгадана другая: почему народ, на протяжении столетий занимавшийся большим делом, вдруг однажды бросил это дело?

Такова главная загадка острова Пасхи.

Сотни потных спин распрямились, сотни измозоленных ладоней отшвырнули каменные рубила и деревянные рычаги.

Сотни лиц, засыпанных серым пеплом, обратились друг на друга.

– Нахер, – сказали они, – мы больше не будем этого делать. Мы не хотим быть ка менотёсами.

И разошлись.

Известно, что, когда первые европейцы достигли острова Пасхи, они нашли все капища в разорённом виде. Истуканы были опрокинуты. Глаза, изготовленные из ракушек, выломаны из глазниц.

Капища восстановили уже в новейшее время, в ХХ веке; все фигуры водрузили вертикально с помощью современной техники, обнесли оградами, признали культурным достоянием человечества, поместили под охрану и всесторонне изучили.

Но ответов на главные вопросы так и не нашли.

Почему столь миниатюрное племя вдруг изыскало силы и время, необходимые для изготовления целой армии громадных каменных изваяний?

Почему это племя в течение кратчайшего исторического промежутка вдруг навсегда забросило своё главное занятие?

Тур Хейердал объяснил эту загадку нашествием чужаков. Согласно исследованиям Хейердала, остров однажды подвергся интервенции: большое чужое племя пришло из океана, высадилось на острове и захватило значительные его территории. Далее случилась большая война – возможно, именно с ней связан конец эпохи моаев. Возможно, именно пришлые оккупанты казнили каменотёсов и разорили капища.

Хейердал утверждает, что в результате изнурительных боевых действий чужаки были побеждены и уничтожены. Одолев пришельцев, поредевший народ рапа-нуи уже был готов вернуться к образу жизни предков и возобновить изготовление идолов, – однако здесь вмешалась Большая История: на острове появились европейские колонизаторы, угнавшие бо́льшую часть населения в рабство. Наступил длительный период упадка, закончившийся только в новейшие времена, когда пассажирская авиация превратила громадную планету в маленький шарик; когда остров Рапа-Нуи превратился в дорогостоящий экзотический аттракцион.

Так объясняет историю рапа-нуи Хейердал, но в его логике я нашёл большие изъяны.

Если бы, например, я был вождём острова, и если бы захватчики убили моих каменотёсов и опрокинули мои статуи, – первое, что я сделал бы, победив захватчиков, – восстановил бы капища, и сделал бы это торжественно: всех позвал, праздник бы устроил, и при стечении публики водрузил бы поверженных идолов на прежние места.

Но этого никто не сделал.

Работали, вытёсывали, надрывались, перетаскивали, ставили, радовались, восхищались, – и вдруг бросили, и больше уже никогда к этому не возвращались.

Вчерашние великие святыни – сегодня вдруг были забыты, покосились, свернули набок свои длинные носы.

Нет, Хейердал не прав, тут мало войны; не война помешала, но нечто более страшное и важное.

Из этого места не хотелось уходить: загадка висела прямо в воздухе, её можно было втянуть ноздрями.

Идолы выглядели как сироты. Их создавали – а потом бросили.

Я нашёл группу из троих истуканов, клонящихся друг к другу, как будто в отчаянии.

Подступал вечер. Я спустился к началу тропы, подобрал велосипед и поехал домой.

Дорога тянулась вдоль берега, океан дышал мне в спину, подталкивал.

Берег здесь был смертоносный. Огромные волны с грохотом расшибались об напластования мёртвого вулканического пепла с острыми, как бритва, краями; невозможно было не то что войти в воду – даже приблизиться; любого рискнувшего идиота ждала мгновенная смерть.