Читать книгу "В тихом омуте - Пола Хокинс"

– Обещание есть обещание, Джош. Я не шучу. Ты никому ничего не скажешь.

Отчасти он был прав – никакого смысла в молчании не было. И пользы тоже. Но все равно я не могла ее предать. И если они узнают про Кэти, то начнут задавать вопросы о том, что произошло дальше, а я не хотела, чтобы кто-нибудь знал о том, что сделали мы с мамой. Что сделали и чего не сделали.

Мне не хотелось оставлять Джоша в таком состоянии и домой тоже не хотелось. Я приобняла его и взяла за руку.

– Пойдем, – позвала я его. – Пойдем со мной. Я знаю, что мы можем сделать, от чего нам обоим станет легче.

Он залился краской, и я засмеялась:

– Я не это имела в виду, грязный мальчишка!

Он тоже рассмеялся и вытер слезы.

Мы молча направились в южную часть города. Он шагал рядом и катил велосипед. На улицах никого не было, дождь все усиливался, и я заметила, что Джош бросает на меня взгляды исподлобья: промокшая футболка стала просвечивать, а лифчик я не надела. Я прикрыла грудь руками, и он снова покраснел. Я улыбнулась, но ничего не сказала. Мы по-прежнему шли молча, но, когда оказались на дороге, ведущей к дому Марка, Джош спросил:

– Что мы тут делаем?

В ответ я ухмыльнулась.

Возле входной двери дома Марка Джош снова поинтересовался:

– Лина, что мы тут делаем?

Он был испуган, но в то же время ощущал подъем, а у меня от адреналина кружилась голова, вызывая тошноту.

– Вот! – сказала я, поднимая камень у ограды, и со всей силы швырнула его в большое окно на фасаде дома.

Камень пробил стекло и, оставив в нем небольшое отверстие, упал внутрь.

– Лина! – закричал Джош, испуганно озираясь.

Он боялся, что нас увидят, но вокруг никого не было. Я улыбнулась, подняла другой камень и снова запустила им в окно – на этот раз оно разлетелось на мелкие осколки.

– Ну же, давай! – крикнула я ему и передала камень, и мы вместе разбили все окна в доме.

Мы были будто пьяны от ненависти, смеялись, кричали и обзывали этого ублюдка самыми грязными словами, которые только знали.

Смертельная заводь

Кэти, 2015 год

По дороге к заводи она изредка останавливалась, чтобы подобрать камень или кусок кирпича и положить его в рюкзак. Было холодно, еще темно, хотя, обернувшись и посмотрев в сторону моря, можно было заметить, что небо над горизонтом уже начинало светлеть. Но она ни разу не обернулась.

Сначала она шла быстро, спускаясь по холму к центру города, и все больше отдалялась от дома. Она не сразу пошла к реке – ей хотелось в последний раз пройти по местам, где она выросла. Мимо здания начальной школы (она не решилась на него посмотреть, боясь, что вспоминания детства помешают ей осуществить задуманное), мимо магазина, закрытого на ночь, мимо лужайки, где отец безуспешно пытался научить ее играть в крикет. Она прошла мимо домов своих подруг.

На Сьюард-роуд находился особенный дом, но она не смогла себя заставить пройти там и выбрала другую улицу. Она шла уже не так быстро, потому что ноша становилась все тяжелее и дорога снова начала забирать вверх, к старому городу, где на узких улочках за кустами роз теснились каменные дома.

Она продолжила путь на север мимо церкви, за которой дорога резко сворачивала вправо. Перешла через реку, постояв немного на горбатом мосту. Посмотрела на струившуюся над камнями маслянистую скользкую воду. Она видела, а может, просто представляла очертания старой мельницы с ее массивным гниющим колесом, застывшим на месте полвека назад. Она подумала о спавшей там девушке и ухватилась посиневшими от холода пальцами за перила моста, чтобы унять дрожь.

Она спустилась по крутым каменным ступенькам к тропинке, которая шла вдоль берега. Если пройти ее всю до конца, то можно добраться до Шотландии. Она уже проделывала такой путь летом позапрошлого года. Они тогда отправились вшестером, взяли с собой палатки и спальные мешки и добрались до границы Шотландии за три дня. На ночь они разбивали палатки возле реки, вопреки всем запретам пили при лунном свете прихваченное тайком вино и рассказывали истории о Либби, Энн и других. Тогда она не могла себе и представить, что пойдет по той же дороге, по которой некогда шли они, и что их судьбы тесно переплетутся.

Последние полкилометра от моста до Смертельной заводи она брела еще медленнее, чувствуя, как лямки тяжелого рюкзака больно впиваются в плечи. Она немного поплакала. Несмотря на все усилия не думать о маме, ей это не удалось, и это было самым ужасным.

Под навесом из крон буков, росших вдоль берега, было так темно, что она едва видела свои ноги. На мгновение ей захотелось присесть, снять рюкзак и отдохнуть, но она знала, что делать этого нельзя, потому что тогда взойдет солнце и будет слишком поздно. И все равно настанет день, когда ей придется встать до рассвета, чтобы уйти, пока все спят. Поэтому надо продолжать шаг за шагом идти вперед.

Она шагала, с трудом переставляя ноги, пока деревья не кончились, затем свернула с тропинки к воде, споткнулась и вошла в воду, заставляя себя идти все дальше и дальше.

Джулс

Ты придумывала, как все происходило. Переписывала историю, подгоняя ее под свои представления и собственную версию того, как все было на самом деле.

(Твой гонор, Нел. Твой чертов гонор.)

Ты не знаешь, что произошло с Либби Ситон, и понятия не имеешь, что творилось в голове у Кэти перед смертью. Ты сама об этом пишешь:

В ночь перед летним солнцестоянием Кэти Уиттакер вошла в воды Смертельной заводи. Следы ее шагов нашли на южном пляже. На ней были зеленое хлопковое платье и простая цепочка с талисманом в виде голубой птички и гравировкой «С любовью». Рюкзак за спиной был набит камнями и кирпичами. Посмертные исследования показали отсутствие в крови следов алкоголя и наркотиков.

У Кэти не наблюдалось никаких признаков душевного расстройства или стремления причинить себе вред. Полиция не нашла никаких свидетельств тому, что она подвергалась насмешкам в реальной жизни или в соцсетях.

У Кэти были хороший дом и хорошая семья. Ее любили.

Я сидела, скрестив ноги, на полу в твоем кабинете и разбирала в наступавших сумерках твои записи в поисках ответов. В поисках хоть чего-нибудь. Среди записей – они были свалены в кучу, с неразборчивыми пометками на полях, с подчеркнутыми красным или зачеркнутыми черным словами – попадались фотографии. В простом бумажном конверте я нашла любительские снимки, напечатанные на дешевой фотобумаге: маленькие Лина и Кэти улыбаются в камеру, не манерничая и не позируя, – милые отголоски далекой, невинной доцифровой эры. Цветы и подношения у кромки воды, плюшевые медвежата, безделушки. Следы на песке у воды. Полагаю, что не ее. Не Кэти. Наверное, это твоя реконструкция, твое ви́дение. Ты сама прошла по ее следам, так ведь? Не могла лишить себя возможности окунуться в ту атмосферу.