Читать книгу "Перелетная элита - Юрий Поляков"

– Да у вас в пьесах что ни реплика – то афоризм. Это можно перевести? А субтитры не будут мешать восприятию?

– Мою пьесу и на китайском играли в Тинзине. А еще я был на спектакле в Китае, который играли на русском. И вот бегут на субтитрах иероглифы – и китайцы смеются! Потом ко мне подошел один местный житель, владеющий русским, и сказал – какой вы счастливый человек. Я говорю: «А что такое?». «У вас в России, – объясняет, – можно со сцены обличать коррупцию – а показывали мою инсценировку «Грибного царя»». Я говорю: «Минуточку, у вас же расстреливают за коррупцию». Он говорит: «Да, у нас расстреливают, но обличать со сцены – нельзя». Я говорю: «А у нас нельзя расстреливать за коррупцию. А обличать публично – можно!».

– Юрий Михайлович, на каких площадках столицы будут играть ваши пьесы в рамках фестиваля?

– Московские театры, естественно, будут играть каждый на своей сцене. Откроет показы 1 ноября спектаклем «Как боги» МХАТ им. Горького под руководством Татьяны Дорониной, где у меня было поставлено четыре пьесы. Закроется парад спектаклем Театра Сатиры под руководством Александра Ширвиндта «Хомо эректус», где, кстати, на выпуске третья моя пьеса, называется «Чемоданчик». 6-го будут играть «Одноклассницу» в театре Российской армии, а все приезжие театры…

– «Одноклассников»?

– Моя пьеса называется «Одноклассница», а спектакль называется «Одноклассники». А приезжие коллективы будут играть на сцене театра «Модерн» – это на Спартаковской площади. Все спрашивают – почему театр «Модерн»? Ну, во-первых, мы давно дружим со Светланой Враговой, руководящей театром, и, кстати, она тоже сейчас выпускает спектакль «Они», мистическую комедию по моей пьесе «Женщины без границ».

Но лично для меня очень важно и то, что в этом здании хлебной биржи когда-то при советской власти был Первомайский дом пионеров, куда я школьником ходил во все кружки, начиная с духового и заканчивая театральным. И именно там начался мой интерес к театру.

– Тут получается некий парадокс. Вы только что говорили, что этот ваш фестиваль, ваши пьесы как бы противовес модерну, а показываете их в театре «Модерн»?

– Не путайте, я говорил о новой драме, а не о модерне вообще. Это разные субстанции. Модерн, кстати говоря, дал блестящих драматургов и во всем мире, и в нашем Отечестве, чего нельзя сказать о новой драме.

Но еще очень важную вещь я хочу сказать. Мы хотели показать вот этим идеологам театральной премии «Золотая маска», которые говорят, что сегодня вообще невозможна социально значимая пьеса, сейчас не получится собрать большой зал на современную русскую пьесу, в репертуарах их быть не может…

– Юрий Михайлович, получается какой-то вызов у вас?

– Вызов «Золотой маске», которая все время пытается доказать, что в России нет по-настоящему актуальной национальной драматургии. А мы хотим сказать, что есть. Человеку, у которого слабый голос, всегда кажется, что в зале, где он поет, плохая акустика.

– А как вы представляете себе вашего зрителя? Кого ждете на этих спектаклях?

– Я своего зрителя неплохо знаю. Потому что я все-таки езжу по возможности на все премьеры. После премьер, как правило, бывают обсуждения… Мой зритель – это человек, который идет в театр не для того, чтобы просто развлечься, забыться, потом выйти и через пять минут, пока до метро дошел, забыть, о чем ему там говорили…

Но и не тот, кто идет в театр, чтобы помучиться, пытаясь понять и осмыслить какой-то совершенно чудовищный эксперимент.

Мой зритель традиционный, воспитанный на великом русском и советском театре, который хочет, чтобы, с одной стороны, ему было интересно, а с другой – чтобы то, что он видит и слышит, заставляло задуматься, проанализировать и понять происходящее вокруг и с ним самим. Вот в чем сила театра.

И вообще кризис нашего театра сегодня заключается в том, что главным в нем стал режиссер. А должен быть – автор. Потому что именно автор формулирует то послание, которое зрителям отправляет режиссер, актеры и т. д. Драматург – наконечник стрелы, а сценическое решение – ее оперение. Каким бы цветастым, необыкновенным ни было оперение – хоть ты из колибри его сделай, если нет наконечника – все бессмысленно. Вот наш сегодняшний театр во многих случаях – это стрела со страусиными перьями без наконечника.

– Отрицая «новую драму», как вы это назвали, и продолжая реалистические традиции в литературе, – не боитесь прослыть старомодным? Метод этот, как теперь говорят, «не в тренде», вроде бы?

– Да, один персонаж в нашем театральном бизнесе, фамилия ему Бояков, так напрямую и сказал мне: минуточку, но ведь сейчас так никто не пишет! Но скажите, а что такое в театре современность пьесы и что такое старомодность? Возьмите середину 20-х годов. Одновременно идут на сцене «Оптимистическая трагедия» Вишневского и «Дни Турбиных» Булгакова. Если вы почитаете тогдашнюю критику, то основной лейтмотив публикаций таков: «Оптимистическая трагедия» – завтрашний день советского театра, вот так теперь все будут писать и как будут играть. А «Дни Турбиных» – извините, это какая-то старорежимная фигня. Ну, и что сейчас играют?

– Сейчас играют «Турбиных».

– Вот об этом и речь. Для того, чтобы быть современным, надо быть немного старомодным.

– Ваш афоризм?

– Конечно! Чужие использую только со ссылкой на первоисточник, чего молодые писатели редко делают… Иногда слышу, как мои формулировки приписывают себе. Впрочем, и пишут они так же. Вы напишите хорошую пьесу, и у вас ее возьмут в репертуар. Мы хотели просто показать, что это возможно, потому что все пьесы, которые привезут, это все репертуарные спектакли. То есть, они кормят еще ко всему прочему театр.

И, кстати, речь не только о драматурге Полякове. С будущего года, если наш фестиваль так же будет поддерживать и Министерства культуры, и правительство Москвы, планируется представить спектакли по пьесам разных современных писателей. Условие одно – это должен быть современный действующий живой драматург.

– Юрий Михайлович, а почему вообще на вашем творческом поле возник этот жанр – драматургия?

– Здесь есть два момента. Во-первых, это связано с особой психологией творчества. Есть какие-то темы, какие-то образы, какие-то внутренние движения, которые лучше отражаются в драматических вещах. Вот не случайно же, допустим, прозаик Антон Чехов писал пьесы. И Максим Горький, и Леонид Андреев, да и Пушкин Александр Сергеевич уважал этот жанр.

То есть, в какие-то моменты ты понимаешь, что вот этот сюжет лучше отдать пьесе. И наоборот. Вот у меня есть отличный материал, я хотел написать на эту тему пьесу. Не идет.

Но у меня был еще один стимул. Это мое отчаяние в 90-е годы, когда мы с женой Натальей, заядлые театралы, ходили в храмы искусства и видели такой кошмар, такой ужас, что… Вот незабываемое впечатление: стоят на сцене два мусорных бака, в одном сидит один бомж, в другом – другой и… размышляют о смысле жизни… И я подумал – я просто обязан написать такую пьесу, которую люди будут смотреть, и им будет интересно, они будут смеяться, но потом – задумаются. На этом дыхании и родилась первая пьеса, которая называлась «Левая грудь Афродиты». Кстати, она тоже будет представлена на фестивале. И потом пошло, пошло…