Читать книгу "Дела любви. Том II - Серен Кьеркегор"

была и осталась верной своей любви. Но с годами её любовь несколько изменилась. Это изменение заложено в природе земной любви. Противоречие заключается в том, что при самом искреннем желании, при готовности к самопожертвованию, нельзя в самом глубоком смысле быть безоговорочно верным или пребывать в том, что само по себе не пребывает вечно – а земная любовь не пребывает вечно. Сама девушка, может быть, и не понимала, как это связано, но именно это упорство противоречий самой себе и сделало её смерть печальной. В том, что она стала жертвой, нет торжественности вечности, и поэтому, ни её вдохновения, ни её возвышенности, но в этом есть печаль временного существования, и поэтому оно вдохновляет поэта.

   Юная девушка угасла. Даже если бы «он» и пришёл, то есть пришёл до того, как пришла её смерть, всё равно было бы уже слишком поздно. Она осталась, но время лишило её желания, желания, которым она жила, и это же желание поглотило её. Напротив, тот, кто любит в самом глубоком смысле, тот, кто пребывает, не дряхлеет, его любовь не иссякает. Если тот, кто не понял его, тот, кто охладел к нему, тот, кто ненавидел его, вернётся, он найдет его неизменным, неизменным в том же стремлении к вечному и с тем же тихим спокойствием во временном. Его любовь вечна, связана с вечностью, покоится в вечности, поэтому каждого мгновения он ожидает так же, как он ожидает вечности, и поэтому не испытывает беспокойства, ибо в вечности достаточно времени.

   Когда ожидание любви по сути делает человека дряхлым, это должно быть потому, что его ожидание находится в зависимости от времени, и время обладает властью решать, исполнится ожидание или нет. То есть, ожидание – это в основном временное ожидание, но в таком ожидании нет любви, которая пребывает. То, что это ожидание по существу является чисто временным, придаёт ожиданию беспокойство. Время действительно не существует без беспокойства, оно не существует для бессловесных животных, которые совершенно лишены беспокойства, и часы, показывающие время, не могут этого сделать, когда останавливается движение. Но когда беспокойство, как это бывает в чисто временном ожидании, колеблется между исполнением и неисполнением так, что движение ускоряется во времени из-за того, что время проходит, и течение времени ускоряет беспокойство, поскольку о, да, если исполнение не наступает вовремя, то оно не наступает вообще – если это так, ожидание угасает. В конце концов беспокойство вроде бы исчезает, но, увы, так же, как болезнь перерастает в чахлость. Но у любящего, который пребывает, есть вечное ожидание, и это вечное уравнивает беспокойство, которое колеблется во времени между исполнением и неисполнением, но независимо от времени, ибо исполнение ни в коем случае не становится невозможным из-за того, что время прошло: этот любящий не истощается.

   Какая верность в любви, которая пребывает! Мы отнюдь не желаем унизить любящую девушку, будто с её стороны была какая-то неверность (увы, неверность – неверному!), что она с годами слабеет и угасает, так что её земная любовь изменилась той переменой, которая и есть та самая перемена любви с годами. И всё же, всё же – да, это странное переплетение противоречащих друг другу мыслей, но даже высшая верность в земной любви не может быть ничем иным, как чуть ли не неверностью, потому что сама земная любовь не вечна. Противоречие заключается не в девушке, она осталась верна, противоречие, от которого страдала сама девушка, в том, что земная любовь не вечна, и поэтому невозможно с вечной верностью относиться к тому, что само по себе не вечно. Какая же верность любви – оставаться совершенно неизменным, без малейшего ослабления, одним и тем же в каждый момент, когда бы, в какое бы время и час ни вернулся к любящему непонимающий, враг, ненавистник! То, что пребывающий никогда не дряхлеет, для него самого является вечным приобретением, но это также, и так мы здесь считаем и так считает он сам – это дело любви в верности тому, кого он любит.

   Но что может быть столь удручающим, да, почти отчаянием, если наступает момент, когда непонимающий возвращается и ищет понимания, когда враг возвращается и ищет дружбы, когда тот, кто ненавидел, возвращается и ищет примирения – что может быть столь удручающим, если бы любящий угас, так что ни понимание, ни восстановление дружбы, ни новое примирения в любви не смогли бы привести к этой блаженной радости вечности? А, с другой стороны, что может сделать момент прощения, переход к примирению таким естественным, таким лёгким, как то, что любящий (как было показано выше) постоянным пребыванием избавился от прошлого, ведь тогда с его стороны примирение готово, как будто и не было никакой разлуки. О, когда двое знают о прошлом, или о том, что разлука длится уже долго, тогда прощение часто становится трудным столкновением, и отношения могут никогда не восстановиться полностью. Но любящий ничего не знает о прошлом, поэтому он всё равно делает это последнее дело в любви – он смягчает удар, и нет никого столкновения: легче перехода к прощению и быть не может. Как часто случалось, что двое были почти на грани примирения, но одному, как говорится, причинили боль. Если это так, то наверное потому, что всплыло что-то недоброе из прошлого. Но невозможно причинить себе боль тем, что мягче самого мягкого, любовью. Поистине, ни одна лодка, мягко скользящая по глади воды туда, где камыши останавливают ее и смыкаются вокруг неё, не может быть более уверена, что она ни с чем не столкнётся, чем тот, кто возвращается и ищет примирения с любовью, которая пребывает!

   Таков любящий. И что самое удивительное, что момент примирения мог бы стать бесплодной попыткой, напрасным усилием, потому что к тому времени любящий изменился – но он не допускает этого, ибо он пребывает, и никогда не истощается. И что переход к прощению должен быть таким же лёгким, как встреча с тем, кого вы видели час назад, что разговор о любви должен быть таким же естественным, как и с тем, с кем вы разговариваете, беглый темп должен быть таким же быстрым, как и между двумя людьми, которые впервые начинают новую жизнь – словом, не должно быть ничего, никакой остановки, которая могла бы оттолкнуть, ни секунды, ни доли секунды: любящий делает это, ибо он пребывает, и пребывая, никогда не истощается.

Глава 7  Милосердие – деяние любви, даже если оно ничего не