Читать книгу "Любовь и война. Великая сага. Книга 2 - Джон Джейкс"

Никто из этих губернаторов здесь не обвиняется в жестоком заговоре, но человек, подобный Пауэллу, который считает пули единственным лекарством от своего недовольства правительством, не так далеко ушел от Брауна и Вэнса, при каждом удобном случае называвших Джефферсона Дэвиса «диктатором» и «деспотом».

Вторая составляющая, необходимая мне и также упомянутая в послесловии к «Северу и Югу», – достоверность.

Я не имею в виду безупречную точность. В таком длинном и сложном романе невозможно достичь совершенства, но стремиться к нему абсолютно необходимо. Еще на начальном этапе работы над книгой я получил серьезный урок на эту тему.

Будучи поклонником фильмов с Эрролом Флинном, я купил и заново посмотрел один из них, который не видел много лет. «Дорога на Санта-Фе» вышла на студии «Уорнер бразерс» в 1940 году и до сих пор часто показывается по телевидению. Перечислю лишь некоторых персонажей, представленных в качестве выпускников Вест-Пойнта 1854 года. С Джебом Стюартом, которого и играет Флинн, по крайней мере, ошибки нет. Но Лонгстрит на самом деле окончил Академию в 1842 году, Пикетт – в 1846-м, Худ – в 1853-м и лучший друг Стюарта Джордж Кастер – в 1861-м. Молодого Кастера играет молодой Рональд Рейган.

По ходу весьма запутанного сюжета в фильме, который поклонники Флинна считают не самой удачной его работой на студии Уорнеров, появляется некий убеленный сединами актер в образе весьма узнаваемого персонажа – некоего Уважаемого Коммерсанта. Этот Уважаемый Коммерсант оказывается владельцем Канзасской железной дороги, у него есть дочь на выданье, на которой женится Джеб. Иными словами, делает то, что не имеет ничего общего с его реальной жизнью, ведь на самом деле его спутницей была дочь Филиппа Сент-Джорджа Кука, кадрового офицера, который во время войны станет его заклятым врагом и будет противостоять своему зятю, хотя и не очень удачно, во время первого рейда вокруг Макклеллана.

Закадычного друга Стюарта, постоянно улыбающегося Кастера, авторы фильма заставили жениться на невзрачной блондинке, дочери Джефферсона Дэвиса. Дэвиса изобразили как дешевую копию Линкольна, а девушка похожа на хористку из мюзиклов Бетти Грейбл.

Но еще хуже этих досадных неточностей то, что фильм на удивление вяло отражает отношение героев к рабству. В одном эпизоде, правда, показана борьба кавалерии с Джоном Брауном в «кровавом» (цитирую фильм) Канзасе, но сами Стюарт и Кастер хором заявляют, что эту важнейшую проблему должны решать «другие». Сами они «просто выполняют приказы» и как бы не имеют собственного мнения по государственным вопросам.

Впрочем, не по всем. В какой-то момент Кастер мягко высказывается в пользу позиции одного аболициониста. Но тут же подвергается осуждению и по воле сценария вынужден с глупой улыбкой сказать: «Извините».

Я намеренно вспомнил этот фильм, говоря о достоверности. Поскольку романы, как и сценарии, пишут люди, а не машины, то искажение любой части прошлого почти всегда является результатом по меньшей мере нескольких невольных ошибок. Но эти невольные ошибки не имеют ничего общего с грубым извращением фактов, предпринятым один Бог знает по каким причинам авторами многих романов и еще чаще – авторами известных фильмов. Такие приемы я называю «историей для светских салонов». Надеюсь, в моей книге читатели такого не найдут.

Справедливости ради нужно отметить, что в переписывании истории виноваты не только кинопродюсеры. Людям свойственно создавать мифы о прошлом. К примеру, нынешний образ Линкольна рисует нам неизменно спокойного и уверенного в себе идеалиста и гуманиста, а не полного сомнений, подверженного вечным депрессиям, ненавидимого многими политического прагматика, вознесенного к власти необходимостью и собственной совестью. Ли в наших представлениях – великодушный герой верхом на белом коне, а вовсе не человек, склонный к подозрительности, который своими зачастую весьма спорными решениями заслужил в собственной армии прозвища Бабуля и Удирающий Ли.

Мифологизируются не только отдельные люди, но и сама война. Возможно, «эффект светских салонов», отказ большинства серьезных историков (хотя есть и прекрасные исключения, такие как ныне покойный Белл Вайли) от личных суждений, а также вполне естественная человеческая склонность предпочитать красивую обертку мрачному содержанию – все это вместе накладывает на войну некую романтическую патину. Примерно первые три месяца ореол романтики действительно окружал ее, но потом наступил ужас, который со временем только нарастал.

И все же романтический флер побеждает.

Хотя фильм «Унесенные ветром» по праву заслужил все восторги и свою славу, причина такого успеха вовсе не в достоверном отображении истории, а в романтическом сюжете. Выхолощенные картины сражений попали в окончательный монтаж лишь в качестве коротких эпизодов, а то и просто сопровождают титры. Пожар в Атланте снят грандиозно, но о личных трагедиях, которые он повлек, сказано вскользь. Вопрос рабства вообще ни разу не поднимается в фильме – негры, живущие в Таре, счастливы, милы и, очевидно, всем довольны. И несмотря на несколько сцен в госпиталях, подлинные страдания так и не отображены, за исключением знаменитой сцены на вокзале, когда камера поднимается выше и выше, чтобы с беспощадной силой показывать все больше и больше искалеченных мужчин.

Быть может, несправедливо судить о любом классическом произведении по стандартам, отличным от тех, которые существовали во времена его создания. Но с другой стороны, большинство социальных идей Чарльза Диккенса актуальны и сегодня. Чего нет в «Унесенных ветром».

В 1939 году белые американцы считали совершенно нормальным, что Баттерфлай Маккуин и Хэтти Макдэниел выглядят умилительно в роли рабынь, как и то, что Мантан Морлэнд создает стереотипные образы вокзальных носильщиков и прочей обслуги в фильмах Чарли Чена; чернокожий актер, который обычно требовался для комического образа трусливого негра, должен был трястись, как заяц, выпучивать глаза и произносить запоминающиеся фразочки вроде знаменитой «Эй, ноженьки, не подведите меня!».

Мне трудно оценивать фильм «Унесенные ветром», который я до неприличия сильно люблю, несмотря на все его очевидные недостатки, по двум причинам. Во-первых, это крупнейшее кинопроизведение о войне, а следовательно – скрытое подтверждение ее собственной сомнительной морали. А во-вторых, из всего недавно созданного я могу вспомнить только сериал «Корни» Дэвида Л. Вулнера, который приблизился к «Унесенным ветром» по степени популярности и силе воздействия на зрителя. И тем не менее это признание стало лишь еще одним подтверждением того, насколько отличаются стандарты восприятия зрителей тридцатых годов и современной Америки, насколько велика разница между мифом и правдой.

Время от времени появляются книги – такие как «Красный знак доблести» и «Андерсонвилл» Стивена Крэйна или великолепные «Ангелы смерти», – которые докапываются до сути и вскрывают правду о войне. Ложные легенды о неизменном благородстве с обеих сторон действительно уходят в прошлое. Вместе с достоверными деталями я искал и этот, более важный смысл в своей книге. А нашел или нет, не мне судить.

В стремлении к достоверности я заново обошел все места сражений на Восточном театре военных действий и все исторические парки. Большинство из них я посещал и раньше, но не все. На маленькую станцию Бренди я приехал в один прекрасный весенний день 1982 года. На той же неделе я провел целую сырую туманную субботу на Энтитеме, бродя по мемориалу близ Шарпсберга, среди памятников и надгробий, над которыми еще витают духи прошлого.