Читать книгу "Безумный корабль - Робин Хобб"

– Серилла!… – воззвал он в отчаянии. – Неужели ты вот так уйдешь и бросишь меня наедине с ужасными болями!… Ты же знаешь, я именно от боли забылся… Неужели ты рассердилась?

Она помедлила возле двери. Ее брови хмуро сошлись, на лбу залегла складка.

– Сержусь, и еще как! – сказала она. – Твой отец – вот кто в самом деле страдал, когда у него под старость опухли суставы. Но он никогда не унижал меня неподобающим обращением. И даже пальцем не касался меня без приглашения!

– Мой отец, мой отец… – заныл Касго. – Только и знаешь, что талдычишь мне об отце и о том, что я в подметки ему не гожусь. А меня тошнит от одной мысли о том, как этот сморщенный старикан к тебе прикасался! Не понимаю, как твои родители могли отдать юную красавицу старому пердуну! Отвратительно…

Она медленно пошла на него, сжав кулаки.

– Отвратителен ты сам и то, что ты себе напридумывал! Мои родители вовсе не «отдавали» меня. Я сама приехала в Джамелию, дабы продолжать обучение. Твой отец однажды посетил Книгохранилище Северных Стран и случайно услышал, как я читаю наизусть своему наставнику. Мои знания произвели впечатление на государя, и он пригласил меня стать его Сердечной Подругой, советницей по всему, что касается вышеозначенных стран! И я целых три дня размышляла над его предложением и только потом дала согласие и приняла его кольцо! Я дала обет всегда быть рядом с сатрапом и помогать ему советом и делом. Там ничего не было сказано насчет его ложа. Твой отец был благороднейшим из мужчин! Он предоставил мне возможность и далее совершенствовать мои знания и всегда прислушивался к советам, которые я давала ему. Бывало, мы расходились во мнениях, но он никогда не ссылался на головную боль! – И Серилла добавила тоном пониже: – Я до сих пор оплакиваю его.

Открыла дверь и вышла из комнаты. Снаружи стояли двое каменнолицых охранников, притворявшихся, будто слыхом не слыхали яростной перепалки в сатрапских покоях. Серилла прошла между ними и направилась прочь по широкому коридору. Но не успела удалиться и на дюжину шагов, когда дверь у нее за спиной вновь распахнулась.

– Серилла! Вернись!

Она пропустила его повелительный тон мимо ушей.

– Пожалуйста! – через силу выдавил Касго.

Она продолжала идти, только сандалии тихонько шуршали по мрамору пола.

– Государь сатрап Касго почтительно просит свою Подругу Сериллу вернуться в его чертоги и дать совет по делу Удачного!…

Это он уже прокричал изо всех сил – коридор был длинный. Серилла замедлила шаг, потом обернулась. Выражение ее лица было заученно-вежливым. Вот это входило в ее обеты. Она не имела права отказывать ему в своем обществе, если он испрашивал ее помощи в той области, где она числилась знатоком.

Совет – вот и все, что она ему обязывалась давать .

– Почту за честь, государь.

И она повернула обратно. Касго стоял в дверях, прислонясь к косяку, обычно бледные щеки раскраснелись. Темные волосы в беспорядке падали на глаза, все в кровяных прожилках от слишком обильной выпивки. Оставалось лишь восхищаться невозмутимостью стражников… Серилла вновь вошла в покои сатрапа и не вздрогнула, когда он с треском захлопнул дверь у нее за спиной. Пройдя на другой конец комнаты, она отдернула тяжелые занавеси, так что помещение залил щедрый свет предвечернего солнца. Серилла уселась за стол, потянулась вперед и задула лампу, которой перед тем пользовалась: стоило открыть окно, и оказалось, что света более чем достаточно. Касго неохотно подошел и сел рядом с нею. Серилла нарочно пошире отвела локоть, чтобы не дать ему прижаться вплотную. Касго сел так, чтобы оказаться как можно ближе к ней, – впрочем, не прикасаясь. Его темные глаза были полны упрека.

Она выбрала одну из бумаг, разложенных на столе:

– Вот список* [Список – здесь: копия, выполненная вручную, «нечто списанное».] с первоначальной Удачнинской хартии. А это – перечень жалоб, который они нам предъявляют. К хартии прилагается целая пачка списков с грамот о новых земельных пожалованиях, сделанных тобой в окрестностях города. – И она повернулась к Касго: – В отношении самой первой и главной их жалобы я нахожу, что положения первоначальной хартии нарушены нами самым недвусмысленным образом. Все эти новые пожалования сделаны наперекор старой договоренности. Ты не имел никакого права раздавать земли рядом с Удачным, даже не посоветовавшись для начала с тамошними торговцами. А их воля в первоначальной хартии прописана четко и однозначно.

Молодой сатрап нахмурился, но промолчал. Палец Сериллы быстро пробежал сверху вниз по свитку:

– Далее они протестуют против введения новых поборов, равно как и против повышения старых. Этот пункт, я думаю, удастся отстоять, хотя притязания, вероятно, придется уменьшить – проценты, я имею в виду… – Она продолжала просматривать перечень жалоб. – Еще они недовольны так называемыми «новыми купчиками», которые вовсю торгуют рабами и применяют их труд… А в конце вот еще что. Они не хотят ни бесплатно снабжать калсидийские сторожевики, ни пускать их на стоянку в гавань Удачного. Как мне представляется, в этом плане переговоры позволят нам достичь компромисса…

– Компромисса! – едва не плюнул Касго. – Да сатрап я или не сатрап? Почему это я должен идти с кем-то на компромисс?

Она подперла рукой подбородок и задумчиво уставилась в сад.

– Потому, что ты переступил через слово, данное твоим пращуром. Удачный же – далекая провинция, и с этим приходится считаться. Там у людей мозги устроены иначе, чем в столице. Провинциалы очень консервативны. Они еще придерживаются многих старых традиций. Заключив сделку, они будут до последней буквы ее выполнять, а если кто дает слово, то его не отменяет даже смерть: обязательства переходят к наследникам. И от других они ждут такого же отношения… Их представители прибыли сюда очень рассерженными. Они проделали долгое путешествие, по ходу которого делились друг с дружкой своими горестями, высказывали и поддерживали мнения – и пришли к убеждению, что дело их правое и законным образом подкопаться к их позиции невозможно. И, уж конечно, за тридевять земель отправились только те, кого хуже прочих достали наши последние постановления. Эти люди были настроены непримиримо… Но, полагаю, их удалось бы кое в чем отчасти смягчить, если бы ты согласился принять их лично…

Он обидчиво поджал губы:

– Всю ту неделю я проболел. У меня сил еле-еле хватило только на то, чтобы встретиться с торговыми посланниками из Калсиды. Да еще на рукоположении жрецов пришлось торчать, ты разве не помнишь?

– Помню. Отлично помню, что большую часть недели ты провалялся бревно бревном, не в состоянии оторваться от новых одурманивающих зелий, которые привезли тебе калсидийцы. Ты дважды обещал мне, что вот-вот встретишься с посланниками Удачного. И оба раза ты заставлял их ждать несколько часов и только потом извещал, что неважно себя чувствуешь. Я должна была как-то разговаривать с ними, заглаживая неловкость… В итоге они уехали, чувствуя себя глубоко оскорбленными таким пренебрежительным отношением. И, уж конечно, теперь они еще больше, чем раньше, убеждены в своей правоте.