Читать книгу "Черный русский. История одной судьбы Уцененный товар (№1) - Владимир Александров"

Прошение Фредерика – настолько необычный документ, что заслуживает быть процитирован целиком. То, как он называет себя в верхней части документа, подчеркивает его гибридную идентичность: «Подданный Соединенных Американских Штатов Федор Федорович Томас (Фредерик Брус Томас)». Подписывает он документ своим американским именем, транслитерированным в русский алфавит.

Ваше Высокопревосходительство имею честь всепокорнейше обратиться к Вам с просьбою: всеподданнейше ходатайствовать перед Его Императорским Величеством Государем Императором Всероссийским, о принятии меня и моей семьи в Русское подданство. Я живу в Москве 17 лет, и так свыкся со всем Русским и полюбил Россию и Ее Монарха, что с большою гордостью носил бы это высокое звание Русского подданство.

Я женат на русской и дети мои учатся в Русских школах.

При сем прилагаю билет, выданный из Канцелярии г. Московского Генерал-Губернатора и национальный Американский паспорт.

Москва 1914 г.

2 августа

Фредерик Брус Томас[18]

Чтобы яснее всего увидеть, сколь большой путь проделал в своей жизни Фредерик, достаточно мысленно поставить рядом с его клятвой в любви к России и царю – его появление на свет на ферме посреди непроходимых лесов, болот и хлопковых полей Хопсон-Байю, округ Коэхома, штат Миссисипи.

Упоминая о прожитых в Москве «семнадцати годах», Фредерик ошибся на два года; это типичный пример неаккуратностей и выдумок в документах, приложенных к его прошению на имя министра внутренних дел. Главную часть прошения составляла анкета, в которой он должен был ответить на ряд вопросов и которая затем удостоверялась начальником отдела полиции в том районе, где он жил. Здесь Фредерик говорил правду, когда нужно, преувеличивал, когда можно, и корректировал свое прошлое, когда это ничем ему не грозило. Примером может служить его утверждение, будто он хорошо говорит и пишет по-русски, – это было лишь полуправдой: хотя он и мог легко общаться на русском, но он делал много грамматических ошибок. На вопрос об образовании он ответил, что окончил «сельскохозяйственное училище» в Чикаго. Очевидно, это звучало лучше, чем то, что он работал посыльным, официантом и слугой.

В центре известной своей неэффективностью российской бюрократии стоял всемогущий царь, и дело двигалось очень вяло – в лучшем случае; чиновники стали еще медлительнее, когда началась война и на фронте и в тылу скопилось множество проблем. Лишь 2 мая 1915 года министр внутренних дел отправил все новые заявления на получение подданства (их было всего 112) в Совет министров Российской империи. После того как 14 мая они были одобрены Советом, их передали царю в его летний дворец в Царском Селе, что неподалеку от Петрограда. На другой день Николай II написал на документе синим карандашом: «Согласен». 15 (28) мая 1915 года Фредерик официально стал русским. В процессе оформления документов его раса упоминалась несколько раз, но это не вызвало никаких проблем.

* * *

Несмотря на кажущееся чистосердечие Фредерика, его заявление было продуманным и точно рассчитанным по времени шагом, имевшим скрытую цель. 24 июня (7 июля) 1914 года, примерно за пять недель до написания им прошения и за четыре дня до выстрелов Принципа в Сараеве, Фредерик отправился в американское консульство в Москве, чтобы продлить паспорта для себя и членов его «официальной» семьи – Валли и трех детей от Хедвиг, – поскольку выданные в 1912 году как раз истекли. Фредерик, разумеется, подписал заявление на продление, как он всегда делал это раньше, несмотря на утверждение, что он «пребывал» в Москве лишь «временно» и собирался вернуться в Соединенные Штаты «в течение двух лет». Другими словами, когда международные отношения в Европе казались относительно нормальными, Фредерик не видел оснований менять национальность. И лишь месяцем позже, когда была объявлена война и ему стали очевидны последствия этого события, он неожиданно обнаружил в себе «любовь» к России и царю (хотя есть все основания полагать, что к 1914 году он действительно очень «свыкся со всем русским»). Но если бы не война, Фредерик так и продолжал бы жить и работать в том особом пространстве, которое он нашел для себя между реальной Москвой и своим «виртуальным» американским гражданством.

Фредерик прибегал и к другим уловкам, одна из которых была особенно дерзкой. В то же самое время, когда он по одним причинам искал защиты в российском подданстве, по другим причинам он старался скрыть свои действия. Необходимое для этого маневрирование между его сугубо личными интересами и заметной ролью московского антрепренера было непростой задачей. Его двуличие останется тайной по сей день для всех, кроме, пожалуй, Эльвиры, возможно – Ольги и, так получается, автора этой книги. В устной истории семьи Томасов нет ни единого намека на это, а значит, даже его старший сын, Михаил (который позже изменит написание фамилии на Томасс), не знал об этом.

Фредерик скрыл от американских властей, что решил стать российским подданным. Ведомство московского генерал-губернатора и Министерство иностранных дел Российской империи тоже не уведомили их об этом. В результате ни американское генеральное консульство в Москве, ни посольство в Петрограде, ни Государственный департамент в Вашингтоне так и не узнали о том, что он официально отказался от американского гражданства. Это будет иметь два примечательных последствия. Четыре года спустя в Одессе, в едва ли не самые опасные дни в его жизни, он спасет себя и свою семью, скрыв, что формально отказался от американского гражданства. А в 1931 году, через три года после его смерти, два его младших сына, родившихся в России, будут признаны американцами в силу несуществующего уже американского гражданства отца – и только потому, что Госдепартамент не знал, что тот отрекся от него в Москве.

Другим удивительным решением Фредерика было то, что он скрыл свое российское подданство от жены – Валли. 27 июля 1916-го, больше чем через год после того, как Фредерик и трое его старших детей стали членами российского общества, Валли подала заявление на продление своего американского паспорта, выданного ей в июле 1914 года. Заявление было одобрено – ей сообщили, что она была «надлежащим образом внесена в консульский учет и что ее национальный паспорт был передан в Государственный департамент в Вашингтоне для замены на новый». Валли не могла бы и не стала бы этого делать, если бы знала, что Фредерик отказался от гражданства, потому что, и она это понимала, ее американское гражданство целиком зависело от него. Удостоверение, которое получила Валли от консульства в 1916 году, подтверждает, что американские власти не знали, что Фредерик был российским подданным. Заявление Валли говорит и о том, что Фредерик фактически бросил Ирму, названную в анкете «дочерью» Валли (в последующие годы Ирма даже не пожелает говорить о своем отце).

* * *

Ради какой цели хлопотал Фредерик о российском подданстве? Против его воли и несмотря на все его старание не допускать подобных вещей, он был унесен новым, европейским потоком истории и был вынужден защищаться от его последствий как только умел. Когда в июле 1914 года Австро-Венгрия начала угрожать Сербии, Россия ответила взрывной смесью патриотизма и воинственности. Так, вечером 14 (27) и вечером 15 (28) июля в нескольких местах в центре Москвы вспыхнули демонстрации, где тысячи людей постоянно пели гимн Российской империи «Боже, царя храни», требуя, чтобы его снова и снова играли оркестры и ансамбли, призванные из ресторанов; они кричали «Да здравствуют Россия и Сербия» и гневно поносили Австро-Венгрию и Германию. Когда в первый вечер многочисленные толпы, желая более решительно выказать свое недовольство, направились к консульствам этих двух стран, в дело пришлось вмешаться конной полиции. В течение года ненависть к Центральным державам достигла такого масштаба, что, когда в Москве вспыхнули антигерманские мятежи, полиция не сделала ничего, чтобы остановить их, граждан же Германии стали задерживать и изгонять из города.