Читать книгу "Рассказы на ладони - Ясунари Кавабата"

— Ну, это уж чересчур.

— Но сам-то ты точно карьеру сделаешь. Не веришь? У меня глаз намётанный, я как бог всё наперёд вижу, никогда в мужчинах не ошибаюсь. Точно сделаешь.

— И тогда тебя брошу?

— Так и будет.

— Тогда ты не должна хотеть, чтобы у меня всё сложилось.

— А вот здесь ты не прав. Я чужим удачам радуюсь. У меня такое гнёздышко, что из него только удачники вылетают.

— Перестань издеваться. Мне неприятно слышать, как ты своих прежних дружков вспоминаешь. Ты — аристократка только в том смысле, что лимонным соком мажешься.

— Вот ты о чём? Давай посчитаем. Лимон стоит 10 сэн. Мне его хватает на четыре дня. Сколько получается? Правильно, два сэна с половинкой. Я — штучка за два с половиной сэна в сутки.

— Ладно, когда ты умрёшь, я посажу на твоей могиле лимонное дерево.

— Да, есть у меня такая мечта. Никакого памятника мне не надо, дешёвеньким надгробием обойдусь. Только пусть к моей могиле подъезжают шикарные мужчины во фраках. Это — да.

— Ладно, хватит. Не будем о шикарной жизни и о шикарных мужчинах.

— Увидишь — ты сам скоро попадёшь в их число.

Для того чтобы говорить о себе как о провидице, у неё были самые серьёзные основания. Относительно предсказания мужских судеб сбоев у неё не случалось. Поэтому-то у неё никогда не было мужчины, который бы не имел данных для того, чтобы выбиться в люди.

Её первый любовник приходился ей двоюродным братом. Но он был обручён со своей другой, весьма богатой, кузиной. Он бросил кузину ради неё. Они снимали комнату на втором этаже и жили беднее бедного. После окончания университета на конкурсных экзаменах в МИД он прошёл третьим и получил должность в посольстве в Риме. Отец его богатой невесты пришёл просить взять его дочь в жёны. Она же — увидевшая его будущее, уступила ей место. Её второй любовник был бедным студентом-медиком. Он бросил её и женился на деньгах преуспевающего строителя больниц. Её третий любовник повторял, что она отталкивает деньги, но на самом деле в скором времени ему удалось перевести свой радиомагазин с задворок в приличное место. Это был район публичных домов. Она же осталась вместе с их прежней нищетой на прежних задворках. Её четвёртый любовник… Её пятый любовник…

И вот нынешний драматург… К нему вдруг стали валом валить какие-то радикальные социологи, и он наконец-то написал свою многоактную пьесу. Как он и обещал, там была и лимонная роща. Но отыскать в нынешнем обществе что-то подобное этому лимонному свету ему не удалось. Поэтому лимонная роща появлялась только в эпилоге. На репетициях драматург свёл знакомство со звездой труппы и влюбился в неё. Она же, провидица, снова оказалась ни с чем. Но предсказание её сбылось, он начал восхождение.

Среди прежних посетителей её драматурга был и рабочий парень. На их сходках он кричал очень мужественно. Он и стал её следующим любовником. Но, похоже, к этому времени она утеряла свой божественный дар прорицательницы. Потому что с этим трудягой ничего хорошего не произошло. За подстрекательские речи его уволили — её чутьё улетучилось. А она всегда жила чутьём. Поэтому её больше не стало. Она устала от своей карьеры. Наверное, она просчиталась в чём-то главном.

В день её похорон состоялась премьера пьесы. Когда исполнявшая главную роль новая любовница драматурга заговорила о лимонной роще, он почувствовал привкус своей лимонной женщины. Когда представление, имевшее бурный успех, было окончено, он собрал со сцены те лимоны, которые фигурировали в эпилоге, погрузил их в авто и помчался на кладбище. Он остановился перед могилой. На ней лежали лимоны, от которых исходил яркий полнолунный свет.

«И вот здесь вот когда-то росла лимонная роща?»

[1929]

Осенний гром

Вернувшиеся с морских курортов девушки плыли по городу словно свечки каштанов. Мы справляли свадьбу в гостиничном зале, флейта играла старинную музыку. И вдруг сверкнула молния, раздался удар грома — да такой страшный, что грозил разрушить нашу семейную жизнь. Лицо моей семнадцатилетней невесты побледнело. Она закрыла глаза и съёжилась, словно промокший флаг. «Закрой окно, задёрни занавески!»

Когда церемония закончилась, тесть сказал: «Она действительно боится грозы. Может быть, это связано с древним проклятием». И тут он поведал историю о верном сыне из земли Тамба.

«Человек по имени Асида Ситидзаэмон проживал в деревне Хадзи, что в уезде Амада провинции Тамба. Он обладал таким глубоким чувством сыновнего долга, что местный князь освободил его от уплаты налогов и велел установить у ворот дома табличку, извещающую о его достоинствах.

Мать Ситидзаэмона ужасно боялась грозы. Она могла свалиться без сознания даже от звука барабанного боя. Поэтому, едва заслышав раскаты грома, Ситидзаэмон тут же бросал дела и опрометью кидался домой. Летом же, когда грозы особенно часты, он не отлучался даже в соседнюю деревню. После того, как мать умерла, он продолжал охранять её. С началом грозы он бежал на кладбище и заключал в объятия могильный камень — до тех пор, пока не минует угроза.

И вот однажды в грозовую ночь он в очередной раз проводил время на её могиле. Тут ударила молния и поразила его насмерть. Следующее утро выдалось погожим и солнечным. Когда один из крестьян попытался оторвать руку Ситидзаэмона от могильного камня, она рассыпалась в прах. Всякая часть обугленного тела превращалась в пепел при любой попытке дотронуться до него. Тут все поняли, что верного сына не может разлучить с матерью даже смерть. Одна старуха подобрала с земли отвалившийся палец и засунула его в рукав кимоно. "Я накормлю им своего непутёвого сына", — пообещала она. Остальные крестьяне тоже стали подбирать с земли останки верного сына.

Этот пепел передавался в моей семье в течение многих поколений. Я помню, как мать давала мне его вместе с водой. Наверное, поэтому мы с моей девочкой так боимся грома», — заключил тесть.

— И вы давали снадобье девочке тоже? — спросил я, называя вслед за ним свою жену «девочкой».

— Нет, про неё я совершенно забыл. Но если твой отец сочтёт нужным, я немедленно пришлю ему бандерольку с пеплом.

И вот мы переселились в наш новёхонький загородный дом. И тут из-за такого же новёхонького и ещё покрытого белым покрывалом шкафа один за другим выскочили четыре верещащих сверчка… Моя жена выглядела свежей, как лилия в начале лета. Потом раздался страшный удар грома — будто лето задумало покончить жизнь самоубийством. И вот я уже заключил жену в объятия. Через её кожу я ощутил в ней материнство. И кто посмел бы сказать, что я не превращусь в пепел, обнимая этот мягкий и тёплый могильный камень?

Сверкнула молния. Над крышей раздался удар грома, грозивший превратить наше брачное ложе в усыпальницу.

— Задёрни занавеску!

[1928]

Дом

Слепота, о которой я повествую, совсем не обязательно означает, что человек был слеп глазами…