Читать книгу "Джанки - Уильям Сьюард Берроуз"

– Я сижу двадцать восемь лет, – молвил мой неожиданный новый знакомый.

– Купить не хочешь?

* * *

В Мехико только один пушер – Люпита, занимавшаяся этим уже около двадцатника. Начала с одного грамма и доросла, в результате, до местной монополии на торговлю джанком. Весила фунтов триста… Джанк стала потреблять, чтобы похудеть. Никаких признаков улучшений, лицо только осунулось. Примерно каждый месяц нанимала себе нового любовника, дарила ему рубашки, костюмы, наручные часы, а когда пресыщалась, то давала хахалю пинка под зад.

Чтобы работать в открытую, Люпита остегивала сполна, будто открыла бакалейную лавку. Ей не приходилось опасаться стукачей, поскольку каждый фараон в Федеральном округе знал, что она торгует. Джентельменский набор выдавала в стаканах из-под алкоголя, так что джанки могли вмазываться прямо в кабаке и уходить порожняком. Всякий раз, когда какому-нибудь легавому требовались деньги на опохмел, он шатался около заведения Люпиты, подлавливая персонажей с дозняками. В случае удачного шмона, легавый за десять песо (1,25 дол.) отпускал жертву восвояси. За двадцать, возвращал джанк обратно. Время от времени, некоторые неблагоразумные обитатели Мехико начинали торговать гораздо лучшим продуктом по более низкой цене, но протягивали недолго. У Люпиты была твердая такса – десять доз тому, кто укажет ей в Федеральном округе другого пушера. Затем она звонила одному из своих друзей в отделе по борьбе с наркотиками и незадачливого конкурента заметали.

Попутно Люпита приторговывала краденым. Если кто-нибудь срывал большой куш, она наводила справки, устанавливала контакт с тем, чьих лапок было дело. Воры продавали ей краденое по её же расценкам, иначе она наводила полицию. Люпита была в курсе всех событий многослойного дна Мехико, надёжно пустив корни, распределяя свои дозняки словно ацтекская Богиня.

Дозняки она строго продавала в «пакетиках». Предполагалось, что это героин. На самом деле это был пантопон, разбодяженный молочным сахаром и ещё какой-то дрянью, походившей на песок, остававшейся после готовки на ложке нерастворенной.

Я стал брать Люпитины пакетики через Айка, того старого джанки, с которым мы встретились у адвоката. К тому времени моя завязка продолжалась уже три месяца. Вернуться в исходное подсевшее состояние понадобилось три дня. Наркоман может быть на чистяке хоть десять лет и сесть по новой меньше, чем за неделю, тогда как человеку никогда не употреблявшему необходимо ширяться дважды в день в течение двух месяцев, чтобы приобрести привычку. Я вмазывался четыре месяца ежедневно, и только тогда стал замечать подобие ломки. Можно составить длинный перечень её симптомов, но само ощущение абсолютно ни на что не похоже, словами это не выразить. Такой джанковой ломки я не испытывал, пока не сел вторично. Почему же наркоман садится намного быстрее, чем неискушенный пионер джанка, даже если провел долгие годы на чистяке? Я не сторонник теории, согласно которой джанк всё это время таится в твоем теле – обычно в качестве такого хранилища рассматривают позвоночник – я не принимаю всех этих психологических толкований. Мне кажется, что употребление джанка вызывает необратимое изменение в клетках. Если ты был джанки хоть раз, – останешься таким навсегда. Можно прекратить ширяться, но никогда, после первой подсадки, ты уже не слезешь.

Когда моя жена просекла, что всё пошло по новой, то сделала так, как не поступала ещё ни разу в своей жизни. Спустя два дня после знакомства со стариной Айком я готовил продукт. Жена вырвала ложку и выплеснула джанк на пол. Я закатил ей пару пощечин, и она, рыдая, бросилась на кровать, а потом обернулась ко мне:

– Ты что, вообще уже ничего не хочешь? Ты не представляешь, каким становишься невыносимым, когда сидишь. Как будто всё меркнет… Ладно, делай, что хочешь. Думаю, у тебя всё равно есть заначка.

Никакой заначки у меня не было.

Люпитины пакетики стоили пятнадцать песо каждый – около двух долларов. По силе доза была равна половине штатовской двухдолларовой капсулы. Если просто сидишь, двух пакетиков хватит, чтобы быть в порядке, а это мне и было нужно. Чтобы по-настоящему удолбаться, необходимо пакетика четыре. Учитывая, что в Мексике всё дешевле, я надеялся и джанк покупать по дешёвке, поэтому счел такую расценку возмутительной. Приехал, и на тебе, плачу за джанк худшего качества больше, чем в Штатах. Просветил меня Айк: «Ей приходится вздувать цены, ведь она ещё фараонам платит».

– А как насчёт рецептов?

Он рассказал, что коновалы выписывают Эмми только в растворах. Максимальное количество для одного рецепта – пятнадцать сантиграммов. Я подсчитал, что это будет обходиться гораздо дешевле покупки у Люпиты, так что стали выцеплять коновалов. Нарыли нескольких… За пять песо они выписывали рецепт, ещё за пять по нему же выдавали.

Если привычка в целостности и сохранности, аптечная доза держит сутки. Беда в том, что достать рецепт проще, чем продукт, и даже если находишь аптеку, где по нему могут дать, нет никакой гарантии, что аптекарь не прикарманит джанк, а тебе не впарит дистиллированную воду. Или у него нет морфы, а он возьмет с полки, что попало, и сунет в склянку. Были случаи, когда я расплачивался за рецепт, а получал на руки хуйню, полную нерастворимого порошка. Пытаться вмазаться этой дрянью тоже самое, что кончить жизнь самоубийством.

Мексиканские коновалы не похожи на штатовских. Никогда не будут загружать тебя профессиональным подходом, ответственным отношением к делу и т.д. Если они вообще выписывают, то без выслушивания всяких там историй. В Мехико так много докторов, что большинство практикующих едва сводит концы с концами. Я знавал медиков, которые подохли бы с голоду, если бы не выписывали морфий. У них нет ни одного пациента, если, конечно, не включать в эту категорию джанки.

Айка я поддерживал как себя самого, деньги быстро вылетали. Спросил его насчёт мазы заделаться пушерами. Он заявил, что это невозможно.

– Ты и недели не продержишься. Покупателей, которые будут платить тебе пятнадцать песо за вмазку качественным аптечным продуктом, естественно, хоть отбавляй. Но как только их начнет ломать и не окажется денег, они прямиком направятся к Люпите и заложат тебя за несколько пакетиков. Или другой вариант – их сцапает полиция, и у них быстренько развяжутся языки. Некоторых даже уговаривать не придётся. Сразу скажут: «Отпустите меня, я расскажу, кто торгует джанком». Фараоны подсылают его к тебе с мечеными деньгами, он якобы покупает, и дело сделано. Тебя зажопят на месте. А за торговлю дают восемь лет, без всяких залогов… Ко мне заявлялись такие: «Мы знаем, Айк, ты продукт по рецептам берешь. Здесь пятьдесят песо. Достань мне один». Иногда притаскивают дорогие часы или пиджаки. Я говорю таким, что завязал. Можешь быть уверен, я делал бы двести песо в день, но и не продержался дольше недели.

– Неужели ты не можешь найти пять-шесть нормальных покупателей?

– Я знаю каждого хипстера в Мехико. И никому бы не доверился. Ни одному.

* * *

Поначалу мы получали джанк по рецептам без особых проблем. Но через несколько недель в аптеках, где выдавали морфу, начали скапливаться рецепты, и они стали сокращать выдачу. Дело шло к тому, чтобы вернуться к Люпите. Один или два раза нам не хватало на дозу и приходилось затариваться у неё. Практикуя добротный аптечный морфий мы здорово подсели и, чтобы держало, требовались два пятнадцатипесовых пакетика в стиле Люпиты. Теперь я уже не мог позволить себе дозу за тридцать песо. Надо было завязывать, сокращать «рацион» до уровня этих двух пакетиков в день, или находить новый источник.