Читать книгу "Бритва Оккама в СССР - Евгений Адгурович Капба"

рассказывал мне всё это с горящими глазами, он явно гордился тем, что все эти люди — наши, советские ученые. — Но были и забавные случаи: это самое драже продавали в отделах со сладостями, в магазинах! А один из детишек наших вирусологов распробовал вакцину и вытащил из холодильника и съел целую пачку: штук сто! Говорят, бабуля от ужаса в обморок упала, но больше никто не пострадал.

— Одуреть, — сказал я. — Вот это — прогрессоры! А не всякие там командирские башенки и промежуточный патрон…

— Что говоришь? — переспросил Казимир Стефанович.

— Ничего, ничего. К правильному человеку меня везешь.

Вез он меня на Аптекарский остров, и ехали мы по проспекту Медиков. Очень символично!

Наше восторженное состояние от предвкушения встречи с правильным человеком было быстро остужено: Смородинцев был хмур, сосредоточен, конкретен. Бегло просмотрев мои заметки про ВИЧ, он, не уточняя источников информации, задавал очень много дотошных вопросов. На большинство из которых я ответить, конечно, не мог. Антиретровирусная терапия, группы риска, способы заражения, профилактика — а что еще? Что вообще обыватель знает о вирусах? Ну да, ну да, в 2020 мы все вдруг стали вирусологами, но по большому счету — пшик.

— Что ж, молодой человек… Это всё очень интересно и настораживающе, но данных маловато,- Смородинцев поправил очки и еще сильнее нахмурился. — Но если вы говорите, что в Соединенных штатах уже начаты исследования, и пневмоцистная пневмония и саркома Капоши — это оппортунистические заболевания…

— Доктор, — я беспомощно поднял вверх руки. — Я — обычный журналист. Не медик, не ученый. Считайте — ко мне попали обрывочные сведения, я услышал некую информацию в которой я вообще не разбираюсь, но в правдивости их сомневаться не имею права. Если мы сможем спасти от этой заразы наших, советских людей и еще одного американского фантаста, просто уделив внимание профилактике и стерилизации…

— Просто уделив внимание? — из хмурого Смородинцев стал печальным. — Если бы вы знали, как у нас обстоят дела со стерилизацией и средствами индивидуальной защиты в обычных районных больницах… Да и вообще — самая серьезная проблема — это тестирование, диагностика болезни!

— А я сам — из района! — про дефицит резиновых перчаток и многоразовые шприцы вида ужасного мне рассказывать было не нужно. — Послушайте, доктор… Вы хотите помочь, я — тоже. Я не смыслю в медицине, не смогу помочь с тестированием, но могу сделать так, чтобы вас услышали на самом верху.

Смородинцев недоверчиво откинулся на стуле.

— Я понимаю, что у вас солидная протекция, молодой человек, но…

— Петр Миронович точно прочитает то, что ему на стол положат от меня, — сказал я. — И точно постарается сделать всё возможное.

— Фабрику по производству резиновых перчаток? — невесело усмехнулся Смородинцев. — Лабораторию для разработки экспресс-тестов на этот ваш ВИЧ?

— А хоть и фабрику! — улыбнулся я. — Батька Петр — может!

— Ну, дай Бог, дай Бог… — Смородинцев скрипнул стулом, вставая. — В любом случае — спасибо вам за… Небезразличие.

— Вам спасибо, доктор! — я был гораздо выше и крупнее этого удивительного человека, но чувствовал себя школьником, который помог учителю вытереть доску и жутко этим гордился. — От всех нас — спасибо!

Он рассеяно махнул рукой, развернулся, полы его белого халата взметнулись, подобно крыльям птицы, и Смородинцев вышел прочь.

Я посидел еще немного в этом казенном кабинете, на неудобном стуле, погруженный в собственные мысли, а потом пошел искать Гериловича: пора было играть в шпионские игры.

Глава 18 в которой три писателя пролетают

В Шереметьево мы ехали на автобусе с большой надписью «INTOURIST» на борту. Я к интуристам никакого отношения не имел, а вот молодой чех Яхим и взрослый поляк Анджей — очень даже. Вообще-то они оба были мне знакомы — как писатели, сорок лет спустя. По одному из них я даже фанфики писал, а второй был постмодернист. И в этой реальности, похоже, они оба обратились к писательскому делу на несколько лет раньше, чем в моей. И это было хорошо, ребята-то были очень талантливые!

Мы втроем должны были лететь из Москвы в Гавану, а оттуда уже на легкомоторном самолете нас обещали доставить к месту проведения форума. Форум на тропическом острове? Это что-то новенькое…

Исла де Мона относится к Пуэрто-Рико, а Пуэрто-Рико — зависимая от США территория со статусом «неинкорпорированной организованной территории». По факту американцы просто оттяпали его у Испании в свое время и плевать хотели на международные нормы и условности. Почти сто лет уже мутили гешефты и закрывали гештальты в этом протекторате, пользуясь дырами в законодательстве и насквозь коррумпированой администрацией вот и всё.

Например, очень мутный литературный форум тут тоже провести можно. В Свободно ассоциированном государстве, а не на благословенной земле Соединенных штатов. Видимо, схема была отработанной: студенты из университета Брауна, что в Род-Айленде, на этой самой тропической Моне имели что-то вроде летнего творческого лагеря — туда мы и направлялись.

Но до этого было еще много-много часов в небесах. И на земле тоже. Всякие формальности мы уладили часа за два: таможенный и пограничный контроль, проверку билетов… Мы с Анджеем и Яхимом нормально определились в буфете: они взяли спиртное, я больше налегал на бутерброды с икрой и белугой, так что западнославянских братьев волок на борт новенького авиалайнера из семейства Ильюшиных практически живосилом. Чех и лях продолжали усиленно впитывать алкоголь: еду и напитки стали разносить примерно через час после взлета, вина было достаточно, ветчины с сыром, булочек, фруктов и овощей — тоже. Панове сидели рядышком, и не пропускали ни одного разноса, и наклюкались за три часа до удивительного состояния. Мне удалось придать им некое устойчивое положение, оперев из головы одна на одну и переплетя им конечности, и вырваться на свободу. В «ильюшине» было на удивление просторно, народ свободно перемещался по салону, общался и играл в карты.

А еще — курили! Кто вообще курит в самолете? Кажется, почти все…

Я так понял — это был какой-то жутко блатной рейс. Во-первых — эта модель отечественного авиалайнера только-только пошел в эксплуатацию. Во-вторых — от Москвы до Гаваны с одной остановкой… Блин, как это правильно называется у самолетов? В общем — садились один раз, а так — напрямую через Атлантику. В-третьих — пассажиры были в основном относительно молодые, подтянутые и коротко стриженые — не только советские, много немцев из ГДР, чехов, кубинцев. Что-то мутилось на Острове Свободы, это точно.

Краем уха услышал разговор двух официанток: одна рассказывала, что возобновились рейсы «Москва — Нью-Йорк», вторая намеревалась привезти кому-то кубинских сигар и «настоящих» джинсов.

— Кто-то еще носит джинсы? — фыркнула первая и кивнула в мою сторону. — Вон у дядечки «белозоры» — вот что модно! Женские тоже появились — очень прилично смотрятся на попе!

Мне с одной стороны было приятно за «белозоры», а с другой стороны грустно: теперь я дядечка! Девчата в аэрофлотской униформе-то были молоденькие, лет по двадцать три — двадцать пять… Но прислушиваться было некогда: Анджей проснулся и тут же впрягся в спор о «бывшенемецких» территориях с каким-то короткостриженным гэдээровским Эрихом. Спорили, что характерно, по-русски.

— Данциг, Штеттин, Бреслау будут немцкими, — холодно улыбаясь, цедил Эрих. — В вашей Польше всегда был бардак, и вы всегда теряли из-за бардака то, что приобретали чужими руками. Сейчас Ярузельский и «Солидарность» с двух сторон копают вам могилу! Попомни мои слова, пан! Силезия, Пруссия и Померания будут немецкими, и трех лет не пройдет!

— О, курва! — Анджей хватал ртом воздух. — Вы послушайте, что он несет!

У Анджея с языками было получше чем у меня: английский, русский он знал отлично, а немецкий и, кажется, французский и испанский — неплохо. Читал и понимал, изъяснялся — с трудом. У меня же в активе были только белорусский и русский, ну и английский — на уровне «вери бед» в плане говорить и писать и «ноу проблем» в смысле слушать и читать.

— Pieprzyć waszą politykę, nie jestem zainteresowany! — наконец, отдышался будущий полський великий писатель, а нынче — работник внешнеторговой фирмы. — Lepiej znajdę coś do picia.

Яхим проснулся, выпутался из своих конечностей, очумело помотал головой, посмотрел за окно на бесконечную гладь океана и, умоляюще глядя на пана Анджея, проговорил:

— Přines mi také víno, příteli! Moc se mi líbila gruzínská červená… А белое — черти шо!

Один шипит, второй жужжит… Отличная компания! Интерестно, как для чеха или поляка звучит русская речь? Говорят, очень рычаще. Гэдээровец Эрих как раз вернулся к своим товарищам и сел на место, а стюардессы снова пошли по салону — предлагать еду и напитки. Летели-то мы в совокупности уже часов семь!