Читать книгу "Отложенное самоубийство - Алексей Макеев"
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Майя принимается убирать со стола ставшую лишней посуду. Лана помогает ей. Женщины надолго пропадают в кухне. За столом остается только мужской клуб «Без баб». Уль наливает еще по рюмке.
— Можно задать вам вопрос, герр Росс? Почему вы ищете Харуна?
Полицай — везде полицай! Все ему надо знать. Я, как умею, рассказываю про Алоиса Кальта, Райнеров, Крюкля. Уль внимательно слушает.
— Любопытная история. Я сам много лет назад работал с Хеннингом Крюклем. До перехода в Интерпол. Не скажу, что это был лучший отрезок моей жизни. Крюкль — человек на любителя.
— Его не любили?
— Не то слово, — хмыкает Уль. — Крюкль старался подавить всех, с кем имел дело. Его принцип общения с людьми: «Всем молчать и всем бояться!» Я думаю, что он и сейчас не изменился. Как козлов ни крась, оленями не станут!
Я пьяно хихикаю. Супер! И пингвинов как ни крась…
— Вы держите меня в курсе своих розысков, — просит Уль. — Кто знает, к чему они могут привести.
— О’кей…
Лана категорически отвергает предложение Уля вызвать нам такси. Повезла меня сама. Управляет «Кашкаем» аккуратно, скорость превышает не более чем на десяток километров. С усталой нежностью поглядывает на меня.
— Куда тебя, мурзичек? Домой или, может быть, ко мне на десерт?
— Сегодня я не смогу у тебя остаться. Марина будет звонить. С воскресенья не разговаривали. Что там, в Казахстане?
Воды озер темнеют. Начинает штормить. Ревность…
— Отличненько! Учти, я ревную и могу уйти. Топ-топ-топ!
— Ты что, Ланка? Я же женат, и ты это знаешь.
Полные губы печально улыбаются.
— Ничего. Не обращай внимания. Классическая сцена кошачьей ревности. А ты как хотел? Животное — оно и есть животное. У него свои инстинкты…
Я глажу Лану по тугому бедру. На моем тайном языке это означает: «Не расстраивайся, девочка. Смотри внимательнее на дорогу». Ревновать? А оно того стоит? Ревность — безмозглое чувство. Горький шоколад наших отношений все равно скоро растает. Но зачем Лане говорить об этом заранее?
— Я хочу ревновать тебя ко всем твоим муськам и буду, потому что знаю — ты сам меня очень ревнуешь, — упрямо ворчит леди-кошка. — Тоже чувствую. Так ведь не должно быть?
Мои муськи?! И откуда она берет этих мусек?
Семнадцатое октября. Среда. Второй сон
Холодно, и воняет, как в уборной. Я, наверное, еще пьяный. Голова соображает плохо. И дышать тяжело. Смотрю в темное зеркало, но вижу не свое отражение, а нашего Лукаса. Он-то там с какого перепугу, в моем сне? Я ведь понимаю, что это сон, только поделать ничего не могу. Рядом с Лукасом стоят дети. Все те же, в белых саванах. Лиц не видно. Но их имена я уже знаю — Ханс и Гретель. За детьми видны деревья. Ведьмин лес? Деревья в каких-то странных позах, злого вида. Да все там, в этом темном зеркале, какое-то нехорошее. И холодно-то как! Просто мороз по коже.
Вдруг Лукас делает шаг в сторону и исчезает. Вроде совсем незначительный шажок, а смотрю, пацана в зеркале уже нет. Остаются только дети в саванах. Молча стоят, как изваяния. Мне страшно. Я откуда-то знаю, что эти дети — никто. Всего лишь пустые имена. Встряхнешь как следует саван, а там и нет ничего. И эта мысль больше всего пугает. Я, например, не хочу быть никем!
Резкий стук, как удар молотком по деревянной голове. Прямо по мозгам. Испуганно открываю глаза. С какой стороны новая напасть? Так я и знал! Точно, в уборной! Присел и уснул на унитазе. Проснулся оттого, что телефон из руки выпал и разлетелся. А теперь вопрос залу: зачем мне в туалете телефон?
Заплутавшая в Яви и Нави голова постепенно начинает правильно соображать. Оказывается, сейчас утро. За окном мерзость октябрьской слякоти. Но дождя не слышно. Дождь еще не проснулся. Зато колокола редким дребезжанием напоминают о своем бодрствовании. Забронзовели там, на колокольне. Уже лень и позвонить как следует!
Но я отвлекся от туалета и телефона. Это я спросонья хотел сделать звонок Лане. Женщина-кошка вчера рассталась со мной, обидчиво фыркая и выпуская коготки. Надо бы приласкать.
Собираю с пола обломки телефона. Ну почему телефоны не делают из металла? Как колокола. Телефоны ведь тоже звонят. Из кучки обломков спасаю сим-карту. Это самое важное — интеллект телефона. Нельзя позволять мозгам валяться на полу в туалете.
А вообще пора вставать по-серьезному. Рольставни поднять! Салют свинцовому небу и… впрочем, в туалете я уже побывал. Умываюсь, чищу зубы, бреюсь. Ну, все как обычно. Сегодник, кофе, «быдлопоп», пробки на дорогах. Голова болит после вчерашнего коньяка. Нормальное серое утро нормального серого дня.
После «сегодника» роюсь в ящиках — ищу свой старый мобильник, с которым два года назад приехал в Германию. Погибший в туалете был куплен уже в Нашем Городке. Нашел. Значит, ветеран дождался своего часа. Дело дошло до триариев. Вставляю сим-карту. Чувствую, как поток времени движется по бесконечной спирали Мёбиуса. С работающим телефоном и я не выпадаю из этого потока.
Пишу Лане эсэмэску: «Ты — чудо в моей жизни. И я тебя берегу».
Через минуту приходит ответ: «Я не хочу быть чудом. Пусть останусь кошатиной, только не бросай меня».
«Ты моя кошатина. Не брошу. Мне трудно жить без чуда».
«Приятно. Так хочется запрыгнуть на колени и ласкаться, заглядывая в глаза и… а тут эротическая картинка, где я, с вдохновением причмокивая, ласкаю тебя… Мне плохо без Повелителя…»
Звонок моей путеводной нити Майи Винтер прерывает сеанс виртуального секса. Поспешно нажимаю нужную клавишу. Есть новости о Харуне?
— Халло!
— Халло!
— К сожалению, никаких сведений об афганском беженце Харуне и его матери Наджие я не нашла, — виновато говорит Майя. — В девяностом году у нас на учет встал только один молодой человек из Афганистана, но его звали Сулейман. Он находился здесь вместе с родителями и в девяносто четвертом вернулся на родину. Его мать звали Мариам. Больше никаких подходящих по возрасту афганцев в этот период не было. Мне очень жаль, что я не смогла вам помочь.
Благодарю Майю. «Чюсс! — Чюсс!» Ну что же, вы банкрот, Кубович! Значит, Себастьян перепутал Харуна с Сулейманом. Путеводная нить оказалась гнилой веревкой. Не представляю себе, куда еще можно обратиться, чтобы найти Харуна. В Красный Крест, что ли?
Видеозвонок Марины зовет меня к компьютеру. В Казахстане уже день. Перед экраном в сборе вся семья. В трауре. Прежде чем Марина открывает рот, я уже знаю, что она скажет: «Наташа умерла».
— Наташа умерла.
Марина плачет, Лукас всхлипывает, Саша хмурится.
— Когда это случилось?
— Сегодня утром. Она проснулась, немного повозилась в постели и скончалась. Сердце перестало биться.
Внимание!
Сайт сохраняет куки вашего браузера. Вы сможете в любой момент сделать закладку и продолжить прочтение книги «Отложенное самоубийство - Алексей Макеев», после закрытия браузера.