Читать книгу "Дочь палача и черный монах - Оливер Петч"

– Девочка моя, что с тобой? – спросила она обеспокоенно. – Неужели из-за тех родов? Не тревожься, ребенок вполне здоров, тебе не следует так…

Магдалена покачала головой, а потом снова разревелась. Штехлин подвела ее к столу, заботливо усадила на скамейку и погладила по голове.

– Что же тогда случилось, милая моя? – пробормотала она и налила ей в кружку горячий отвар из мяты, который только что приготовила.

Слова полились из Магдалены горькой желчью, и она поделилась со знахаркой всеми своими горестями. Штехлин сочувственно покивала.

– Мужчины, они такие, – прошептала она. – Никогда не ценят, что имеют. Но рано или поздно они всегда возвращаются. Мой Ганс, храни Господь его душу… – Она замолчала на полуслове и смущенно потерла глаза, словно в них попала соринка.

– А что с твоим мужем? – спросила Магдалена, желая отвлечься от собственных забот. – Ты мне про него никогда не рассказывала.

– За девками он гонялся, – ответила Штехлин. – Никогда дома не бывал, все по трактирам шатался, стервец… – По ее губам пробежала улыбка. – Но я любила его. Даже когда мы поняли, что детей у нас не будет, и люди начали болтать… мы всегда держались друг друга. И ни одной смазливой служанке не удалось нас разлучить. – Она подмигнула дочери палача.

– Что с ним стало? – Магдалена вытерла слезы и вытянула ноги к очагу.

Знахарка уставилась в пустоту.

– Чума его забрала. Десять зим назад я его похоронила, и с тех пор одна.

В наступившей тишине слышалось лишь потрескивание дров в печи. Магдалена прикусила губу. Черт ее дернул расспрашивать! Она сконфуженно глотнула из дымящейся кружки.

Наконец знахарка встала и прошла к полкам, тянувшимся вдоль всей стены от красного угла до печи.

– Так тому и быть, – сказала она. – Жизнь продолжается.

Ее взгляд заскользил по горшкам и тиглям, рядами выстроившимся на полках. Горшки блестели свежей глазурью, на каждом значился алхимический символ, указывающий на его содержимое. Штехлин заглянула в некоторые из них и покачала головой.

– Мне понадобится мелисса, – пробормотала она. – И спорынья, если ничто другое не поможет.

– Что ты собираешься делать? – спросила Магдалена и встала рядом с ней. – Снова тяжелые роды?

Уже полгода Магдалена была в учении у Марты Штехлин. С тех пор она пять раз помогала принимать роды. На самом деле знахарку звали, только когда возникали сложности. Чаще женщины рожали без посторонней помощи – в одиночку или в кругу семьи, в натопленной комнате или сарае, а иногда даже в поле. Раз Штехлин сейчас проверяла горшки, значит, кому-то снова понадобились ее услуги.

– Жена Хольцхофера… – начала знахарка.

Магдалена с шумом втянула воздух.

– Второго бургомистра?

Знахарка продолжала копаться в горшках.

– У нее давно уже срок подошел. Если к следующей неделе не родит, придется дать ей спорыньи.

Магдалена кивнула. Спорыньей называли плесень, выраставшую на пшенице и овсе. Сильный яд, который вызывал гангрену, но в умеренных дозах помогал добиться схваток.

– А ее у тебя не осталось? – спросила она.

Штехлин тем временем проверила оставшиеся горшки.

– Не только спорыньи. Нет ни мелиссы, ни полыни, ни росянки. И у твоего отца тоже не осталось ни щепотки! – Она вздохнула. – Похоже, придется мне в трескучий мороз еще и в Аугсбург тащиться. Зимой спорынью и полынь раздобыть можно только там, в аптеке. Но что толку! Если с женой Хольцхофера хоть что-нибудь случится, он обвинит во всем знахарку, в итоге меня прогонят из города или дом подожгут…

Магдалену внезапно осенила мысль, и она широко улыбнулась Марте.

– Я могу съездить, – сказала она.

– Ты? – Штехлин недоверчиво на нее взглянула, и девушка старательно закивала.

– Я пока все равно не хочу пересекаться с Симоном. Пускай-ка посмотрит, каково ему будет без меня. Завтра же с утра отправлюсь с первым плотом. – Чем больше Магдалена раздумывала об этой идее, тем заманчивее она ей казалась. – Просто напиши, что тебе нужно и куда мне следует идти в Аугсбурге, – затараторила она. – Наверняка и отцу понадобятся кое-какие пилюли и травы. Тогда вам обоим не придется никуда ехать.

Знахарка задумчиво на нее посмотрела. Потом пожала плечами.

– Почему нет, – пробормотала она. – Ты все-таки хочешь знахаркой стать… Так что побывать разок в аптеке тебе не помешает. И Аугсбург… – Она улыбнулась. – Что ж, в городе ты наверняка сможешь отвлечься. Только смотри не рехнись там. Столько народу ты еще никогда не видела. – Она хлопнула в ладоши. – А теперь за работу! Нужно размолоть листья календулы и смешать с жиром. Корнбихлерша должна получить свою мазь еще до вечера!

Магдалена улыбнулась и принялась ссыпать сухие пахучие листья в ступку. Комнату наполнял запах растопленного гусиного жира, болтовня Штехлин усыпляла, словно журчащий ручей. Симон, отец и мертвый священник стали вдруг очень и очень далекими.

Куизль распахнул сундук, и взору открылась его прошлая жизнь.

Сундук этот долгие годы простоял у палача на чердаке, заваленный мотками веревок и разбитыми бочками, чтобы никто его не увидел. Теперь Якоб спустил его в комнату и отворил бережно хранимым ключом. Он сгреб в сторону измятую, изъеденную молью униформу и вынул свинченный ствол фитильного мушкета. За ним последовал шлифованный украшенный приклад, мешочек со свинцовыми пулями и пояс, на котором висели пороховницы, – в солдатских кругах их называли «двенадцатью апостолами». Затем палач извлек из ножен саблю и проверил лезвие большим пальцем. После стольких лет клинок оставался таким же острым и блестящим, как меч правосудия, с незапамятных времен висевший в красном углу.

На самом дне сундука покоился ящичек из вишневого дерева. Куизль отщелкнул замок и осторожно снял крышку. Внутри лежали два хорошо смазанных пистолета. Палач погладил полированные рукояти, пальцы легли на холодные спусковые крючки. Эти пистолеты обошлись ему в целое состояние. Хотя тогда деньги не играли никакой роли – их проедали, пропивали, тратили направо и налево. У Куизля дрогнули веки. В памяти внезапно всплыли призраки прошлого.

Кто-то дергается в петле под кроной дуба. Вдали полыхает зарево пожара. Маленькая девочка плачет и ползет к нему по обугленным развалинам. Мужчины со смехом играют в кости, рядом с ними куча окровавленных одежд и блестящего барахла… Обугленная детская погремушка…

Он был бригадиром, мастером меча, и всегда сражался в первых рядах, орудуя двуручным клинком, как его научил отец. Ему выдавали двойное жалованье, он получал большую часть добычи. Он считался одним из лучших. Идеальный убийца…

Обугленная погремушка…

Палач помотал головой, чтобы разогнать видения, и закрыл ящичек, пока в памяти еще что-нибудь не всплыло.

За спиной скрипнула дверь, и он развернулся. Это была его дочь. Она распрощалась со знахаркой и, прежде чем стражник успел запереть ворота, пустилась домой. Теперь Магдалена влетела в комнату, лицо ее раскраснелось, и она сгорала от нетерпения сообщить отцу новость.