Читать книгу "Вундеркинды - Майкл Чабон"

— Извините, — сказал я в трубку, — но мне пора бежать.

— Да-да, конечно, дорогуша. — Женщина порывисто вздохнула и в раздумье принялась барабанить по наушникам своими длинными ядовито-розовыми ногтями. — Как насчет «Sukiyaki»?

— Отлично. А почему бы оставшиеся две песни вам тоже не поставить по своему выбору?

Я повесил трубку, заключил Ханну в вялые объятия и рассыпался в извинениях. Я извинился раз двадцать, так что в результате мы оба перестали понимать, о чем, собственно, идет речь. Ханна заверила меня, что все в порядке, и я поспешил к столику в дальнем углу зала. Подойдя к моим воркующим голубкам, я положил холодные пальцы на пылающий затылок Джеймса Лира.

— Через десять секунд, — сказал я, помогая Джеймсу подняться на ноги, — сюда набьется столько народу, что мы не сможем пробиться к выходу.

* * *

Ханна сказала, что никогда не была у Джеймса Лира в гостях, но, кажется, он снимает мансарду в доме своей тетушки Рейчел, которая живет где-то на Маунтан-Лебанон. Поскольку ни у кого из нас не было желания тащиться в Саут-Хиллз в два часа ночи, я упаковал Джеймса в крошечный, размером не больше спичечного коробка «рено» Ханны и велел им ехать ко мне домой. Крабтри и К. я намеревался отвезти сам, решив, что для всех четверых это будет самая безопасная комбинация.

Я уже собирался захлопнуть дверцу, когда Джеймс беспокойно заворочался на сиденье и поднял на меня перекошенное невыносимым страданием лицо.

— Ему снится плохой сон, — сказал я.

Мы с Ханной некоторое время постояли над спящим, наблюдая за его мучениями.

— Да-а, — протянула Ханна, — похоже, его плохой сон действительно очень плох, как плохое кино.

— Музыка отвратительная, — тоном мрачного критика изрек я, — и очень много мексиканских полицейских.

Джеймс поднял руку и, не открывая глаз, похлопал себя по левому плечу, затем по правому, как будто, лежа дома в собственной постели, пытался нащупать сползшую подушку.

— Мой рюкзак, — промычал он и распахнул глаза.

— Рюкзак, — воскликнула Ханна, обращаясь ко мне, — такой потертый грязно-зеленый мешок.

Джеймс снова вскинул бледную руку, пошарил по коленям, по сиденью, по полу возле своих ног и неожиданно схватился за ручку двери, собираясь вылезти наружу.

— Э-э, нет, приятель, сиди смирно. — Я затолкал Джеймса обратно в салон и обернулся к Крабтри, который сражался с К., пытаясь прислонить его обмякшее, как у сломанной марионетки, тело к капоту моего «гэлекси». Я крикнул Терри, что сбегаю в бар за рюкзаком Джеймса, и швырнул ему ключи. Они описали широкую дугу, попали ему в плечо и, звякнув, шлепнулись в лужу у правого колеса машины. Крабтри смерил меня грозным взглядом, присел на корточки и потянулся за ключами, одновременно упираясь одной рукой в живот старому эльфу.

— Извини, — пробормотал я и похромал к дверям бара.

Когда я вернулся в зал и прошмыгнул к столику, человек, которого мы с Крабтри окрестили Верноном Хардэпплом, попытался оттеснить меня в сторону и занять место в нашем укромном уголке. Мы оказались лицом к лицу, я почувствовал на щеке его жаркое дыхание, пропитанное кисловатым запахом пива. Гигантская волосяная пирамида у него на голове съехала набок и стала похожа на приплюснутый черный помпон. Вернон был готов вступить со мной в дружескую беседу.

— Что это вы пялились на меня? — поинтересовался он. У Вернона оказался низкий скрипучий голос и неприятная манера растягивать слова. При ближайшем рассмотрении я заметил, что шрамы у него на лице были оставлены каким-то зазубренным и не очень острым предметом. — Увидели что-нибудь смешное?

— Лично я на тебя не смотрел. — Я мило улыбнулся.

— На чьей машине ты ездишь?

— Что значит «на чьей»?

— «Форд-гэлекси», пятисотая модель, 1966 года выпуска, цвет «голубая хвоя», номерной знак YAW 332. Твоя машина?

Я утвердительно кивнул.

— Чушь собачья, — прорычал Вернон, слегка толкнув меня в грудь. — Это моя машина, мать твою.

— Она у меня уже много лет.

— Вреш-шь! — Покрытое шрамами лицо Вернона придвинулось вплотную к моему носу.

— Этот автомобиль принадлежал еще моей маме. — Обычно я не имею привычки вступать в глупые препирательства с сердитыми и потенциально опасными людьми в сомнительных местах вроде «Хай-хэта». Мне хотелось как можно скорее доставить Джеймса домой и уложить в постель, поэтому я вежливо извинился и собрался протиснуться мимо Вернона.

Он преградил мне дорогу.

— Что это вы, уроды, на меня пялились?

— Восхищались твоей прической. — Я снова любезно улыбнулся собеседнику.

Он вытянул скрюченные пальцы, словно намеревался ухватить меня за лацканы пиджака и хорошенько встряхнуть. Я машинально отступил на шаг назад. Вернон потерял равновесие и начал падать на меня; пытаясь удержаться на ногах, он резко выпрямился, взмахнул руками и опрокинулся навзничь, растянувшись поперек кожаного диванчика, который оказался у него за спиной. Видимо, диванчик показался ему удобным, потому что, повозившись секунду-другую. Вернон затих и больше не проявлял желания подняться, чтобы продолжить прерванный разговор.

— Сочувствую, дорогой Вернон. Поверь, мне искренне жаль твоего младшего брата.

Наш столик еще не успели убрать. Подойдя ближе, я увидел какой-то предмет, который не имел ничего общего с рюкзаком Джеймса Лира, на короткий миг мне показалось, что под столом на оранжевом ковре лежит искалеченное тело мертвой птицы. Сердце в груди подпрыгнуло и замерло. Тело птицы оказалось моим бумажником. Кредитки и несколько визитных карточек, напечатанных на глянцевой бумаге с золотым тиснением, — в прошлом году Сара подарила мне эти визитки на день рождения, — вывалились из него и рассыпались по ковру. Я собрал их и положил на место. У меня был солидный бумажник из мягкой черной кожи, который родители Эмили привезли мне в подарок из поездки по Италии, внутри имелось три больших отделения для хранения широкоформатных европейских купюр. Я убрал находку во внутренний карман пиджака, даже не проверив содержимое, как будто нарочно оставил мой элегантный флорентийский бумажник валяться под столом, где ему ничто не грозит. В любом случае, я не мог бы с точностью сказать, сколько наличных там оставалось. Страшно довольный, я направился к двери, мысленно поздравляя себя с тем, что родился на свет таким удачливым пьяницей.

— Пока, Вернон, — сказал я, проходя мимо диванчика, на котором нашел приют мой недавний собеседник, и похлопал себя по приятной выпуклости во внутреннем кармане пиджака. — Тебе стоит кое-чему поучиться у такого везучего парня, как я.

Когда я вывалился из бара, мой красавец «форд» и автомобильчик Ханны, тихонько урча моторами, стояли бок о бок посреди опустевшей парковки, белый дым легким облаком поднимался из выхлопных труб обеих машин, изнутри стекла были покрыты испариной. За лобовым стеклом моего автомобиля я разглядел два темных силуэта, тот, что поменьше, полулежал на пассажирском месте, слегка завалившись набок. По какой-то непонятной причине я почувствовал страшную досаду, увидев, что Крабтри сел за руль «гэлекси» Счастливчика Блэкмора. Я подошел к машине Ханны и постучал по стеклу, оно опустилось, ночной воздух вокруг меня заполнился ярким сиянием, которое излучала улыбка Ханны, и трагическими всхлипываниями аккордеона, — Ханна Грин была большой любительницей танго.