Читать книгу "Повелитель разбитых сердец - Елена Арсеньева"

Высказываюсь в этом роде, пытаясь утешить Николь, но онатолько рукой машет: мол, сама все знаю.

– Не будем отчаиваться! – говорит она наконец, с явнымсожалением глядя на пустую коробочку от «Брауниса». – У тебя виза на месяц? Апрошло только полмесяца. У нас впереди еще целых две недели – вагон времени!

Поскольку Николь замужем за русским, она неплохо говоритпо-русски, к тому же набралась от супруга весьма живописных идиом из нашеговеликого и могучего. Что-то я давно не слышала ее любимого – «убиться лопатой»…А еще от своего мужа она набралась чисто русского идеализма и какого-тонеудержимого оптимизма. «Целых две недели впереди», ну надо же! Я бы сказала –всего две …

– Плохо, что лето, – с сожалением говорит Николь, собирая состола тарелки, чтобы загрузить их – уж эти мне буржуи! – в посудомоечнуюмашину. – Все сейчас в отпусках, в разъездах. А в августе Париж вообще пустой.Некоторые магазины, кафе, аптеки, парикмахерские закрыты. Даже аукцион «Друо»не будет работать, ты представляешь?

Вот этого я как раз не представляю. Квартал Друо, где живетНиколь, ну а теперь обитаю и я, – исконно квартал антикваров. Здесь бессчетноеколичество лавок и лавочек, магазинов и магазинчиков, которые торгуют любымантиквариатом, от старых газет, открыток и книг до картин, мебели и всеготакого прочего, монументального. Кроме них, есть еще здание, где с утра довечера проводятся аукционы по продаже антиквариата. Рядом вечно бродит народ,стоит куча машин – ни пройти, ни проехать. Неужели это кипение страстей можетутихнуть? Слабо верится.

Внезапно Николь роняет вилку, смотрит на меня вроде бы сиспугом и взывает к богу:

– Мон Дье!..

Сказать по правде, не вижу повода для страха. Всем известно:если уронишь вилку, придет женщина. Приметы – дело такое, они то сбываются, тоне сбываются, однако конкретно вот эта – сбудется на сто процентов. Черезпять-десять минут в дверь позвонит Гленда – маленькая, славненькая пухленькаясиамка, приходящая горничная семьи Брюн. Она является трижды в неделю на двачаса – этого вполне довольно, чтобы огромная квартирища вся сияла и сверкала.Николь с Глендой отлично ладит, так что не пойму, почему она так перепугаласьупавшей вилки.

Однако, как тут же выяснилось, дело вовсе не в вилке.

– У меня не голова, а решето дырявое! – восклицает Николь ишлепает себя ладонью по голове, а я мысленно отмечаю ее новые успехи в русскомязыке. – В два часа начинается аукцион, на котором я хотела побывать! Хочешьпойти со мной? Это довольно интересно.

Хочу ли я? Еще бы! Стук молотка, властный голос: «Господинсправа предложил такую-то цену. Кто больше? Раз!..» Золоченые стулья, накоторых сидят толстопузые господа и высокомерно сверкающие брильянтами дамы,готовые выложить целое состояние за какую-нибудь картинку, которая, очень можетбыть, принадлежит кисти великого художника, или за связку старых писем –свидетелей былой интрижки или вовсе грандиозного романа, или вообще за костюм,цилиндр, любимую кружку исторического лица, если не за его, к примеру говоря,подтяжку…

– Тогда собирайся! – командует Николь, продолжая убирать состола.

Говорят, французы значительно ближе по духу нам, русским,чем, к примеру, американцы. Очень может быть – мне просто не с кем сравнивать,я ни с одним американцем в жизни не общалась, а с моим любимым Мэлом Гибсоном унас и правда общего мало. Но у французов имеется одна черта, которая отдаляетих от нас на несколько тысяч световых лет. Дело в том, что они не переодеваютсядома. Вот как оделись с утра в костюм или платье – так и ходят весь день. Приэтом – в уличной обуви, даже на каблуках. Никаких халатов, разве что дойтиутром от постели до ванной и вечером – в обратном направлении. Или если тыболен, к примеру. Именно поэтому Николь, которая с самого утра принаряжена в клетчатыебрючки чуть ниже колена и хорошенькую блузочку, а также в босоножки, хотьсейчас готова к выходу. Ну а я, само собой, хожу в халате.

Спешно переодеваюсь в такие же, как у Николь, брючки – пискмоды, я их купила уже здесь, не смогла удержаться, только не в клетку, а вполоску, зато мои длинные ноги кажутся в них еще длиннее. И натягиваю майку –тоже писк, тоже куплена уже здесь. Кстати, об этой майке. Я ее (и не только ее,каюсь) купила в чудненьком магазинчике по имени «Буртон». Самый модный цвет вэтом сезоне – цвет хаки. По-французски он называется так: kaki. Мило, не правдали? Спасает только ударение, которое ставится на последний слог. Кстати, когдамы с Николь болтали о разных русско-французских лингвистических приколах, онаменя уведомила, что мой любимый фрукт – хурма – здесь тоже называется kaki.Невольно задумаешься, чем набиваешь желудок…

Вот уже пришла Гленда, вот мы с ней расцеловались… Французыбеспрестанно целуются со всеми подряд, в том числе и со слугами. Какой-топросто-таки разгул демократии! Ладно Гленда – она миленькая и даже не слишкомсмуглая, но я сама видела, что здесь целуются и с неграми! Вот ужас-то… ИНиколь уже попросила ее в процессе уборки иногда посматривать на крепко спящуюШанталь, а если проснется и раскричится, немедленно позвонить Николь напортабль (как Николь – русизмов, так и я нахваталась галлицизмов: портабль –это по-нашему «сотовый»), и мы выскочили из дому, а буквально через полторыминуты оказались в здании аукционов «Друо».

Жара в Париже усиливается с каждым днем, а здесь прохладно,приятненько так… В уголке стойка reception, заваленная проспектами. Хочупосмотреть один из них, однако Николь хватает меня за руку:

– Это каталоги дорогих продаж, нам не по карману. Коллекциикниг, драгоценностей и всякое такое. Посмотри, вот любопытные стенды.

Я оглядываюсь. Кругом застекленные витрины, в которых чеготолько нет! Ковры, какие-то африканские божки, гербарии и коллекции бабочек,десятка два сумок, шарфы и платья…

– Эти сумки и платья кому принадлежали? – спрашиваю спридыханием. – Наверное, какой-то великой кинозвезде?

– Вряд ли, – хихикает Николь. – Просто женщине, у которойсобралось столько барахла, что захотелось от него избавиться.

– Ничего себе барахла! – Я, как зачарованная, не могуотвести глаз от витрины, в которой выставлена тончайшая – наверное, этоягненок! – дубленочка, украшенная меховой шелковистой даже на вид бахромой. Вотбы купить такую! И я немедленно представляю себя в этой дубленочке в маршрутке,которая идет от вокзала до роддома… Может, к концу поездки от нее что-нибудь иостанется, но бахрому уж точно всю оборвут! – Да ведь это все совершенно новое!