Читать книгу "Пираты московских морей - Сергей Александрович Высоцкий"

Сердобольский. — Мы его в России обыскались, а он обделывает свои делишки в Киле!

— Уже, — сказал Владимир, удобно рассевшись в большом кожаном кресле. Он давно просил хозяйственников поставить в его кабинете такие же кресла вместо развалюх, оставшихся еще от ЦК КПСС, те обещали, но новых кресел до сих пор не было. «Я имею такой же статус, как и Сердобольский, — возмущался Пехенец. — Ему кресла поставили, а мне нет! Что за дискриминация!»

— Что «уже»? — поинтересовался Владислав, не отрывая глаз от газеты.

— Этот тип уже обделал все свои делишки, хочу я сказать. Вступил в полное право наследования. Интересно, почему в прессу не просочилось никакой информации о его приезде в Киль? Событие всегерманского масштаба, а газеты ни гу-гу!

— Откуда у тебя газета?

— Имею обыкновение по дороге на службу заглядывать в наш газетный киоск. Анна Ивановна радостно сообщила: «Смотрите, какое наследство человеку привалило!»

Он тут же, у киоска, пробежал по диагонали текст и, почувствовав сенсацию, не дождавшись лифта, помчался на третий этаж пешком. Потому и запыхался. Уж очень хотелось поскорее увидеть кислую реакцию на лице коллеги.

— «Анна Ванна, наш отряд хочет видеть поросят», — задумчиво набормотал Владислав Викторович строчку из детского стишка. — А почему мы должны узнавать такие новости из газет?

— Действительно, почему? — с напускной серьезностью поинтересовался Пехенец. Но хозяин кабинета, похоже, его не услышал. Он уже держал в руке трубку телефона кремлевской связи и набирал номер. Когда абонент поднял трубку, Владислав Викторович сурово произнес:

— Лен Кириллович…

Лен Кириллович, по-видимому, был готов к звонку и сразу стал докладывать. Владислав Викторович внимательно слушал, изредка ободряя собеседника междометиями: «так-так», «ну-ну», «эко» и прочими. Эта часть речи всегда в большом почете у помощников, и они умело ею пользуются.

— Послали все с фельдъегерем? Пока не получил, — хозяин кабинета вздохнул и, посмотрев на коллегу, состроил гримасу, которая, скорее всего, означала: «Вот так-то, старина! Службы стараются».

Но тут он вспомнил, что не задал «службам» главный вопрос:

— Лен Кириллович! Как все-таки этот Фризе просочился в портовый город Киль? На подводной лодке? Или его гуси туда перенесли, как мальчика Нильса?

Ответ Лена Кирилловича был вполне предсказуем и разочаровал Сердобольского:

— Под чужим именем! Чтобы сделать такое предположение, не надо быть генералом ФСБ. Даже я до этого додумался. А вот тебе еще один вопрос. На засыпку. Наш фигурант, как у вас принято выражаться, целый месяц пробыл в Киле, а в прессу не просочилось ни строчки! Что за странный заговор молчания?

Ответ он получил очень короткий. Недовольно бросил: «До свидания» и положил массивную трубку.

— Лен сказал — ума не приложит.

— Было бы что прикладывать, — прокомментировал Владимир Васильевич.

— Полегче, полегче! Лен толковый мужик. Карьерист, но кто в наше время не карьерист?

— Меня, Славик, радует, что наши с тобой кабинеты ему тесноваты. Товарищ метит попасть в более просторные. — Пехенец, бросил короткий взгляд на портрет, висевший на стене. Сказал со вздохом:

— Какой-то шеф у нас недокормленный. Смотрю на него и всегда о еде вспоминаю. Когда, кстати, пойдем обедать? Пока ты по телефону балдел, я представил себе язык под соусом бешамель и сбитые сливки с малиной…

Язык под соусом бешамель с воздушным пюре был коронным блюдом Пехенца.

— Гурман! Надо дождаться фельдъегеря.

Пехенец вздохнул. Был он очень импозантным мужчиной. Темные гладкие волосы всегда тщательно, волосок к волоску, уложены на пробор. Большой мясистый нос, как говорили в старину, баклушей и брыли выдавали в нем большого жизнелюба. Да он и не скрывал этого: всегда был готов «влиться» в компанию, покутить, повеселиться. Он слыл в Администрации гурманом, кутилой, бонвиваном, женским угодником, и даже мачо. Но точнее всего определила его характер жена. Она называла мужа, как это ни выглядело парадоксально: «Мой благоверный плейбой». У нее, наверное, были для этого серьезные основания. Она безумно ревновала его к красивым женщинам и втайне гордилась тем, что принадлежит-то он ей одной.

Однажды новый сотрудник Администрации назвал Владимира Васильевича жиголо. За что в приватной обстановке празднования Восьмого марта заработал от плейбоя приличный пинок под зад. Не слишком суровое наказание, но какой спрос с человека, который одну всеми любимую спортивную игру называет кахеем! Ничего не поделаешь — и у руководства Администрации случались кадровые промашки.

— Сияет колобок! — раздраженно бросил Владислав Викторович и энергично потряс газетой над гладко выбритой головой.

— Да насмотрелся я на этого везунчика. Ты бы лучше полюбовался на его адвоката.

Только сейчас Владислав Викторович обратил внимание на вторую фотографию, размером поменьше. На ней Фризе беседовал с пожилым худощавым мужчиной. Белая голова этого импозантного типа едва доходила до плеча новоявленного русского миллиардера. Зато ястребиный нос был выдающегося размера.

— Вылитый Карлик-нос! — с восхищением воскликнул Владислав. — Сдается мне, что этот адвокат — тот еще мудрила! Знаешь, что про него написано?

— Тебе, Владик, кто газету принес?

— Ну а вдруг ты по немецки ни бум-бум? Посмотрел в папире только картинки? Знаешь, что этот Карлик-нос — отец приятельницы нашего фигуранта?

— А приятельница служит в Интерполе…

— Значит, прочитал.

— Ты, Владислав, молодец, детские сказки помнишь. Карлика-носа, мальчика Нильса, путешествующего на гусях… — с теплотой, неожиданной для учреждения, где гуляют холодные сквозняки, сказал Владимир Васильевич. — А в Администрации говорят — ты самый жесткий мужчина.

Владислав Викторович хотел было что-то возразить, наверное, по поводу болтовни о жесткости, но тут и сам мечтательно разулыбался:

— Да, сказки — мое любимое детское увлечение! «Кот в сапогах», «Снежная королева». Позже — «Робинзон Крузе»… С удовольствием перечитываю в отпуске. И завидую мужику! Не поверишь, хоть сейчас готов уехать на необитаемый остров и прожить там всю оставшуюся жизнь!

— И, чтобы Пятница за тобой ходил, шамовку готовил…

— Никаких пятниц, никаких суббот! — энергично открестился от предложения коллеги Владислав Викторович. — Поехал бы на необитаемый остров под гарантию, что ни одна сволочь там не появится до скончания дней!

— Мизантроп, — прокомментировал Владимир.

— Да я весельчак! Весельчак и жизнелюб! — запротестовал Владислав. И опять погрузился в чтение газеты. Теперь его внимание привлек репортаж, в котором рассказывалось о том, как Фризе вступал в права наследства, какие промышленные объекты получил, какую недвижимость оставил за собой. Особую любовь граждан портового города он снискал, пожертвовав большие суммы на церковь: тем конфессиям, у которых имелись в Киле храмы.

Пока коллега читал, Владимир подумал: чего ради Владислав посвящает его во все перипетии попыток отъема чужого наследства? Вся эта история с душком. Грязная история! Государству этот миллиард…

Неожиданно на выключенном экране плазменного телевизора, стоящего в углу кабинета Владислава Викторовича, появилась «картинка»:

Мужчина, напомнавший какого-то покойного актера, с укоризной смотрел на Владимира и