Читать книгу "Пираты московских морей - Сергей Александрович Высоцкий"

своего удивления.

ДЮЙМОВОЧКА ИСЧЕЗЛА ПЕРВОЙ…

Да, Дюймовочка исчезла из его жизни первой… «Из моей квартиры, — мысленно поправился Фризе. — Исчезла из моей квартиры, только и всего! Сидит в своем общежитии и зубрит “Основы судопроизводства”. А чего зубрить? Я же устраивал ей летучий опрос — девушка знает эти долбаные “Основы” на твердую четверку. Нет, ей требуется пятерка! На красный диплом метит. Кому он нужен, этот красный диплом? Лет через сорок перед внукам похвастаться?»

Начинало светать: верхушки бескрайнего соснового леса за окном еще окутывал голубой туман, а дальние утесы уже позолотило невидимое солнце. Владимиру вспомнились недавно попавшиеся в одной из книг строчки:

«Как пламя дальнего кадила, закат горел и догорал. Ты равнодушно уходила…»

«Ну нет! Это не про нее, — подумал Фризе. — Все, что угодно, но только не равнодушие. Такой ген у Лизаветы отсутствует».

Он долго рассматривал спящую подругу: хорошо ухоженное, безмятежное лицо красивой женщины. Увядающей красивой женщины… Он испугался внезапно помимо его воли выскочившему словечку.

«Абсурд, какой-то! — подумал сыщик. — “Увядающая” и “красивая”. Да эти два слова, поставленные рядом, просто убивают друг друга!» — Он нахмурился и отвел глаза. Но не мог совладать с собой и снова принялся разглядывать лицо Лизаветы, нежное и почти детское. Рискуя разбудить ее, проворчал:

— Всем бы так увядать!

И, чтобы отвлечься от неприятно поразившего открытия, Фризе попробовал переключиться на другую тему:

«Интересно, моя немолодая подруга закончила свой университет с красным дипломом? Кто бы сомневался, только не я!»

Господь наделил Лизавету всем, что оказалось у него под рукой в момент ее рождения: красотой, талантом, завидным чувством юмора. Да еще носатым папаней, у которого денег немерено и все предки «фоны». А вечной молодости в тот момент у Творца не оказалось. Вечный Жид себе присвоил.

«“А времечко меж тем все шло и шло”, — поется в одной тюремной песенке. Против этого не попрешь».

Фризе расстроился. Если бы солнце в этот момент не выкатилось из своего ночного лежбища и не залило золотыми потоками скалы, лес и не пропитало сам утренний воздух, он достал бы из холодильника бутылку водки… Но с этим фантастическим рассветом водка никак не «рифмовалась».

Владимир потянулся к подруге, хотел разбудить ее, чтобы полюбовалась вместе феерическим зрелищем. Но тут же отдернул руку: это ему в диковинку, а для Лизаветы обычный рассвет. Но осталось легкое сожаление — не поделился радостью с близким человеком!

Когда я встретил Лизавету в Карловых Варах — думал: сыроежка. Даже в паспорт тайком подглядел. И вот уже — «немолодая красивая женщина».

Но выйти замуж за какого-то сослуживца — извините! Как говорит Дюймовочка — «не личит». Правда, не личит. Дурацкая фраза, но прямо в яблочко. Стопроцентное попадание в ситуацию. Лизавету на три К[9] не возьмешь. Штучная дамочка, ей во всей Германии пары не найти. Был в России один упрямый козел, но все бодался. Сколько ж можно ждать?

А Дюймовочка… Где на самом деле ее черти носят? Неужели штудирует в одиночестве юридическое разнотомье? Сколько бы ни штудировала, к сорока годам дослужится до помощника прокурора административного округа. И еще вопрос, можно ли будет назвать ее к тому времени, «немолодой красивой женщиной»? Удрала, даже записки не оставила. А я еще профессора Хиггинса пытался из себя разыгрывать! Нет, не обошлось здесь без участия непрошеных гостей из «ящика».

Ласковый псевдоним, которым Владимир наделил свою нынешнюю подругу, настолько соответствовал ее облику, настолько Фризе свыкся с ним, что иногда ему приходилось напрягать память, чтобы вспомнить ее настоящее имя.

Смешно, но один из его знакомых, Борис Кукунин, тоже стал называть свою подругу Дюймовочкой. Но собезьянничал он неудачно. Его Дюймовочка была на полголовы выше его и шире в плечах. Нет, не такую героиню Ганс Христиан Андерсен послал в путешествие!

После Дюймовочки и остальные приятельницы отчалили. Предлоги разные, а причина-то одна. Знаю я эту причину! И спрошу с кого следует. Не постесняюсь. В жизни от меня женщины не бегали!

В СФЕРАХ

Считается, что теперь нет цензуры. А защита у авторов от властей предержащих есть? «Фиг вам!» — говорил один из жителей деревни Простоквашино.

Если ты задел эти власти своим печатным словом (я уж не говорю о непечатных словах) и этим привел их в расстройство, они тебя накажут и без всякой цензуры. Не факт, что сразу посадят, но найдут способ прижать. У них таких способов ничуть не меньше, чем было у Остапа Бендера, способов «относительно честного отъема денег». Четыреста способов «относительно законного» наказания «провинившихся», как минимум.

Поэтому прямо, без обиняков, предупреждаю читателя: не ищите у наших героев сходства с реальными лицами. Особенно у чиновников, о которых пойдет речь в настоящей главе. Ни в каких «коридорах власти», даже в Кремлевских, вы не найдете их конкретных прототипов. И с теми, которые обретаются в кабинетах Белого дома, тоже сходства не ищите. Нет его, такого сходства. Ну, разве что и тех и других объединяет особенность, подмеченная в современных ему бюрократах Салтыковым-Щедриным: они ни за что не отвечали, только носили белые штаны. Чиновники имели очень высокий ранг, но не были наделены высокими властными полномочиями. Если перевести на житейский уровень, не имели права подписи. Они служили помощниками того, кто это право имел. А заодно обладал и всеми другими правами. И даже высшими властными полномочиями.

Чиновники работали по разным направлениям, имели одинаковый статус и не имели друг перед другом никакого преимущества в субординации. Поэтому заглядывали друг к другу «на огонек», как только испытывали потребность общения. Но случалось и по делу.

— Ваш Фризе сорвался с крючка! — объявил с порога помощник по фамилии Пехенец своему коллеге Сердобольскому. — Огреб свой миллиард в портовом городе Киле! — Он положил на стол перед хозяином кабинета немецкую газету «Зюддойче цайтунг».

— Ты чего запыхался? Бежал бегом, чтобы поскорее меня обрадовать? — сердито поинтересовался Сердобольский. Звали его Владислав Викторович. А Пехенца — Владимир Васильевич. Четыре «В» сидели на трубе, шутили в Администрации.

Пехенец и правда выглядел так, как будто пробежал стометровку. А путь до кабинета коллеги занимал всего шагов двадцать, не больше: у них на двоих была одна приемная. И одна секретарша. Очень опытная, но в годах. Глаз на ней не отдыхал.

Владислав Викторович выдержал паузу и наконец развернул газету. С большой фотографии на него смотрели два мужчины: российский частный сыщик Фризе и толстяк в огромных очках и с цепью бургомистра на груди. У обоих мужчин рты, как говориться, были до ушей.

— Тю-тю-тю! — не смог сдержать разочарования