Читать книгу "Бегом на шпильках - Анна Макстед"

— Натали, — прерывает меня мама очень тихим голосом.

Мои челюсти защелкиваются, словно пара кастаньет; реальность происходящего бьет с силой несущегося на полной скорости многотонного грузовика. Я в ужасе не могу отвести от мамы глаз. По комплекции маму можно сравнить с большим бочонком, но в этот момент она выглядит крошечным лилипутом в стране великанов: маленьким таким чурбанчиком перед мешаниной из пюре и лука, сползающей по стене.

— Положа руку на сердце, — продолжает она, все тем же ничего не выражающим тоном, — за всю свою жизнь мне ни разу не было за тебя стыдно. Но сегодня, сейчас, как это ни прискорбно, мне впервые стало стыдно за свою дочь.

Глава 12

Это как пожаловаться на боли в животе и услышать диагноз: беременна от инопланетянина. Когда испытываешь сильные спазмы, но даже представить себе не можешь, какая мерзость свирепствует у тебя внутри. Я не слышу себя, пока не прекращаю говорить, а потом не могу поверить, что из моего рта могла вылиться подобная грязь. Такое чувство, будто это не я, и что вот-вот разорвется пупок, и оттуда вылезет зеленая, когтистая клешня. Кто засунул туда это? Мама тоже не может поверить. Так мы и сидим, словно окаменевшие, настороженно глядя в глаза друг другу — две кошки, выбирающие момент для прыжка. (Будь у нас хвосты, они сейчас со свистом рассекали бы воздух.) Я не смею пошевелиться до тех пор, пока мама не опускает глаза на скатерть со словами:

— Наверное, надо убрать со стола.

Развернувшись, я убегаю.

Что же я наделала? А что я наделала? И, вообще, она сама виновата. Знает ведь, что я терпеть не могу печенку. Стою в потоке машин, а водитель сзади нетерпеливо сигналит: горит зеленый, а я не удосужилась разогнаться на желтый. Показываю ему палец, но тут же пугаюсь, что он сейчас выскочит из своего «ниссана» и бросится на меня с монтировкой наперевес. Кстати, оказал бы мне неплохую услугу: наверняка Тони не станет орать слишком громко, попади я в реанимацию. Такое чувство, будто проглотила вулкан. Вожусь с дверцей, склоняюсь над дорогой, и меня выворачивает. Покрываюсь испариной и вся дрожу. Что лучше: тяжелая травма головы или ярость брата? Естественно, повреждение мозга, — нечего и спорить.

Когда я вхожу в квартиру, телефон надрывается вовсю, и мне ужасно хочется сорвать его со стены. Вот сейчас инопланетяне были бы как раз кстати: рр-аз! и умчали бы меня в свой космос, — хоть какая-то польза. На ум приходит мысль: будь я Падди, мне все было бы до лампочки. Мое существование состояло бы сплошь из бесконечной дремоты, попердываний и сюсюканий окружающих. В грезах о сладкой жизни бассет-хаунда — аксессуары от Гуччи и без семьи с шести месяцев — подношу трубку к уху, словно револьвер.

— Принцесса, — слышится голос Криса.

Готовая разрыдаться от облегчения, хриплю:

— Привет.

Он шмыгает носом. А затем выстреливает очередью стаккато:

— Ты и я. В воскресенье. В три тридцать. У меня. Подъезжай.

Все равно что разговаривать с АК-47. Хотя в моем нынешнем положении как раз то, что нужно. Хочется рассказать ему все, но я не могу. Ему неинтересно. (Вот ведь дилемма: Крис привлекает меня как раз своей грубостью и необузданностью, но все же ужасно хочется, чтобы мои проблемы были ему небезразличны. Неужели эти желания-близнецы идут из моего мозга?) Крису все равно: стыдно моей маме за меня или нет. А моей маме за меня стыдно. О боже! Порой подозреваешь о чем-то таком, но — знать наверняка… Мерзкое чувство вернулось, тяжестью отозвавшись внутри. Она сама виновата. Тащусь в спальню и бревном лежу в кровати, пока вновь не раздается телефонный звонок. Все равно что ждать поезда, когда опаздываешь на работу.

— Алло? — мямлю я в трубку.

— Ах ты, глупая девчонка, — говорит мой брат. Слова, вроде, мягкие, но тон буквально пышет злостью. — До сих пор не верится, что ты это сделала.

Поначалу голос у Тони тихий, но постепенно громкость усиливается. Его недовольство — весьма краткое, если исключить мат, — заключается в том, что я все усложнила. Что правда — то правда. Жизнь Тони проста как детские книжки. Я же превратила ее в «Войну и мир».

И дело тут вовсе не в морали и нравственности (кажется, я уже говорила, что я ужасно старомодная и консервативная, но только, пожалуйста, не надо равнять меня с Энн Уиддекомб[24]). Я лично никогда не считала чем-то возмутительным, что у Тони есть дочь от мимолетной связи, поскольку женщина, с которой эта связь случилась, ужасно обрадовалась ребенку (а бегство Тони наверняка даже стало для нее своеобразной наградой). По шкале безответственности ему можно смело ставить два балла, — просто есть кое-кто и похуже. Франни утверждает, что видела, как один парень оплодотворил — точнее, она видела результат оплодотворения этим парнем — пятерых женщин в течение года. Отцовство моего брата не является какой-то постыдной тайной, несмотря на то, что могут сказать наши хендонские соседи.

Однако оно действительно представляет собой обстоятельство, которое мой брат всегда предпочитал игнорировать, поскольку участие семьи в этом случае весьма и весьма нежелательно. Одна из причин, благодаря которым мой брат добивается успехов в жизни, как раз и заключается в его граничащем с шизофренией умении делить свою жизнь на изолированные друг от друга отсеки. В противном случае возникает слишком много препятствий.

— Тони, мне очень, очень жаль, что так получилось, — шепчу я.

— Да знаешь ли ты, твою мать, что это означает? — орет он мне в самое ухо.

Молча киваю. И хотя Тони вроде как потакает нашей маме в ее одержимости каждым его шагом, на деле он так ни разу и не позволил ей копнуть чуть глубже поверхности. Щедро раздавая информационные закуски («Мам, ты только никому не говори, но Такой-то-и-сякой-то отказался садиться в Лутонском аэропорту, потому что, по его мнению, Лутон — это не рок-н-ролл»… «Мам, жаль, что ты не видела, как эта группа, помнишь, те, которым мы отказали с контрактом, арендовала двухэтажный автобус без крыши, устроила из него концертную площадку и барабанила под окнами „Черной Луны“ до тех пор, пока их не выперла оттуда дорожная полиция»), самые вкусные факты Тони оставляет для себя. Истинный маркетолог. Будто и впрямь собирается честно сказать все, что думает. А мама лишь скребет по твердой скорлупе личной жизни своего сыночка, словно крот, пытающийся вырыть нору в гранитной породе.

— И это, — кричит он, — лишь верхушка громадного, жирного айсберга по имени «бабушка», посягающего на наши жизни!

Точнее не скажешь. Молча киваю в трубку. Жирный айсберг-бабушка вошел в дрейф, и его гигантская, разрушительная махина плывет к нам, давя и круша любое препятствие, возникающее на пути. Тони никогда не хотел ничего такого. С тех пор, как наш отец сбежал в Лос-Анджелес, Тони превратился в самостоятельного, независимого человека. Да, он по-прежнему играет роль послушного, заботливого сына и брата, но дистанцию при этом сохраняет. Он никогда не спрашивал, не желаю ли я нюхнуть кокса. Несмотря на дружескую болтовню, Тони держится особняком. Таков его принцип. И о Келли с Тарой я узнала лишь потому, что он проболтался как-то на Рождество, напившись в сосиску.