Читать книгу "Охотники за нацистами - Эндрю Нагорски"

Денсон отстаивал свою правоту вплоть до самой смерти в 1998 году, утверждая, что суд получился справедливым, насколько это вообще было возможно в тех обстоятельствах, – и совершенно необходимым. Однако своей победой, равно как и вынесенными смертными приговорами, он вовсе не гордился, о чем прямо сказал в 1991 году на лекции в Университете Дрю: «Гордость во мне вызывает другое: когда кто-то из выживших приходит и говорит: спасибо за все, что вы для нас сделали».[245]

У Ференца и Денсона на самом деле было много общего. Оба в невероятно молодом возрасте взвалили на себя огромную ответственность – вести исторический процесс против главных исполнителей кровавых приказов Гитлера. Оба свято верили, что люди, пытавшие и убивавшие других по собственному желанию, должны заплатить за свои преступления. Оба создали исторический прецедент для будущих поколений, защищая интересы жертв, которые заслужили хотя бы это, – так заявил Денсон, и Ференц с ним согласился.

Однако Ференц настаивал, что, в отличие от суда в Дахау и прочих ему подобных, именно его Нюрнбергскому процессу удалось достигнуть поставленных целей. Подсудимыми были «майоры и полковники, ежедневно расстреливавшие тысячи людей, тысячи детей».[246] Ему не приходилось доказывать некий «сговор», потому что все преступления были тщательно задокументированы, а на скамье подсудимых сидели не просто исполнители, а их командиры. Ференц постарался задрать планку как можно выше.

Он приводил вполне разумные аргументы, но все же невольно выдавал ту черту характера, которая в целом была присуща той небольшой группе людей, которые вскоре станут известны как «охотники за нацистами»: склонность превозносить собственные заслуги и всячески очернять чужие достижения.

Ирония судьбы, однако, такова, что некоторые лидеры айнзацгрупп, в отличие от «мелких нацистов» из Дахау (как их назвал генерал Клей), сумели добиться снисхождения.[247] Клей в начале 1949 года, несмотря на оказываемое давление, оставил все тринадцать смертных приговоров в силе.[248] Однако год спустя его сменил на посту юрист с Уолл-стрит Джон Дж. Макклой, помощник министра обороны США, получивший должность Верховного комиссара зоны США. Он созвал комиссию по помилованиям, которая пересмотрела результаты ряда судебных процессов, в том числе против айнзацгрупп.[249] США в это время стремились наладить связи с Западной Германией как возможным союзником в борьбе с набирающим силы СССР; Аденауэр требовал смягчения приговоров, комиссия с ним согласилась, – и Макклою пришлось пойти на уступки.

В начале 1951 года он принял почти все рекомендации комиссии. Многим он сократил сроки тюремного заключения, а смертных приговоров отменил даже больше, чем предлагалось. В силе остались лишь четыре смертных приговора из тринадцати. Поступило предложение отменить и их, но Макклой отказывался, поскольку считал, что некоторые преступления снисхождения не заслуживают. 7 июня 1951 года нацистов повесили.

Телфорд Тейлор, непосредственный руководитель Ференца, поставил в деле окончательную точку, назвав действия Макклоя «воплощением политической целесообразности».[250] Ференц, который никогда не был большим сторонником смертной казни, понимал, что бизнес-юрист Макклой выносить смертные приговоры не привык. «Знаю, как непросто ему было подписать вердикт о повешении, – сказал он и тут же добавил: – Однако если наказание было наложено по самым весомым основаниям, то без других весомых оснований его отменять нельзя. Насколько я знаю, здесь таких оснований не было».[251]

В 1980 году в письме Ференцу Макклой намекнул, как долго размышлял над вердиктами: «Если бы тогда у меня были все факты, что есть теперь, я бы, возможно, принял более справедливое решение».[252] В 1958 году оставшиеся в живых руководители айнзацгрупп (в том числе те, кого изначально приговорили к смерти) вышли из тюрьмы. Остаток жизни они, как и их бывшие соучастники в массовых убийствах, прожили свободными людьми.

После «крупнейшего в истории процесса над убийцами» у Ференца не было желания преследовать военных преступников. Он обратил свое внимание на другую сферу деятельности – добиваться материальной помощи выжившим. И создал Еврейскую организацию по возмещению ущерба; столь претенциозное название должно было, по его словам, «произвести впечатление на немцев». Его планы поддержал Клей, а Макклой предоставил кредит на начальный период работы. Сотрудники Ференца изучали все реестры недвижимости в Германии, чтобы выявить и истребовать имущество, до 1933 года записанное на еврейское имя, но отчужденное в пользу государства. Затем он открыл филиалы в девятнадцати странах и затеял сложные переговоры с Аденауэром о компенсации жертвам (причем не только евреям), привлекая к делу и правительства других держав.[253] Ференц прожил в Германии до 1956 года, в Нюрнберге родились четверо его детей.

Он подчеркивал, что, хотя многие рядовые немцы по-прежнему испытывали антисемитские настроения, новые власти Германии прикладывали неимоверные усилия, чтобы хоть как-то компенсировать нанесенный ущерб. «Еще ни одна страна в истории не платила каждой жертве в индивидуальном порядке – по личному распоряжению Аденауэра, который признал, что эти ужасающие преступления были совершены руками немцев»,[254] – отметил Ференц.

Однако роль прокурора на судебном процессе в Нюрнберге по делу айнзацгрупп зажгла в нем такую страсть, что продолжала гореть десятилетия спустя. При любом удобном случае Ференц утверждал, что конфликты надо решать «не войной, а правосудием», и призывал поддерживать Международный уголовный суд. 25 августа 2011 года он выступал на заседании трибунала в Гааге по делу против конголезского повстанца Томаса Лубанга Дьило, обвиняемого в вербовке детей для участия в боевых действиях, и в своей речи ссылался на уроки Нюрнберга.[255] Тогда Ференцу был девяносто один год. В июле 2012 года Дьило признали виновным и приговорили к четырнадцати годам тюрьмы.

Сегодня Ференц ставит под сомнение необходимость преследования престарелых надзирателей концлагерей и мелких чиновников. «Забудьте про них, – говорит он. – Эту мелкую рыбешку лучше бросить обратно в реку».[256]