Читать книгу "Охотники за нацистами - Эндрю Нагорски"

Для пересмотра дел армия США создала пять наблюдательных советов, которые отчитывались перед генералом Люсиусом Д. Клеем.[230] Теоретически это было обычной страховкой, чтобы убедиться в справедливости приговоров, однако политическая ситуация того времени определенно поощряла мнение, что снисхождение к военным преступникам будет воспринято положительно. И генерал, принимая во внимание рекомендации советов, действовал соответственно, хотя обвинения в собственной мягкости всячески отрицал.

На судебных процессах в Дахау признали виновными 1416 подсудимых из 1672. «Я отменил 69 приговоров, по 119 изменил меру наказания, снизил сроки по 138, остальные 1090 оставил в силе», – подчеркивал генерал Клей. Усомнившись в достоверности показаний некоторых свидетелей, выживших в концлагерях, он заменил 127 смертных приговоров из 426 на пожизненное заключение.[231] Именно генерал Люсиус Д. Клей урезал тюремный срок самой знаменитой подсудимой процессов в Дахау – Ильзе Кох, «ведьме Бухенвальда». Новый приговор – всего четыре года! – огорошил Денсона, который вернулся в Вашингтон и немедленно приступил к ответным действиям.

Клей позже объяснил, что «тяжелый и довольно мерзкий характер» Ильзы Кох, ее «вызывающая сексуальность» заслужили «острую ненависть» узников, но представленные доказательства не убедили его, что она «ключевая соучастница преступлений в Бухенвальде».[232] Рассказы про абажуры из человеческой кожи были не более чем домыслами, ведь, согласно дальнейшим экспертизам, кожа оказалась козьей.[233]

Действия генерала Клея Денсон назвал «издевательством над правосудием».[234] Дело Кох вызвало громкие заголовки в газетах и инициировало расследование в сенатском подкомитете под руководством Гомера Фергюсона из Мичигана. На слушаниях Денсон по-прежнему выставлял Ильзу Кох садисткой и мучительницей многочисленных узников. Он пояснил, что слухи об абажурах из кожи с татуировками, которые так заинтересовали газетчиков, вовсе не были основой обвинения: «Обвинение строилось на доказательствах жестокого обращения с узниками: зверских пытках и убийствах. Вот что я выдвинул против нее».[235]

Отвечая на вопрос о соразмерности вины Ильзы Кох с другими подсудимыми по делу Бухенвальда, Денсон напомнил, что она была всего лишь женой коменданта, а значит, не имела никаких должностных обязанностей: «Думаю, она виновна более других. Она делала это по собственному желанию. У нее не было причин пользоваться своей властью. Все мои свидетели считают, что ее не приговорили к смерти лишь из-за беременности». Денсон также заметил, что решение Клея вызовет в Германии критику, несмотря на звучащие повсеместно призывы к мягкости. «Приличные немцы тоже шокированы смягчением приговора», – подытожил он.

Никто из членов подкомитета, пусть и сомневаясь в легитимности судебного процесса, не испытывал к Ильзе Кох ни малейшего сочувствия. «Исходя из того, что я услышал, этой женщине надо свернуть шею»,[236] – язвительно выразился Джон Макклеллан, сенатор из Арканзаса. Подкомитет пришел к заключению, что оснований для смягчения приговора нет. Повторяя слова Денсона, Фергюсон написал в итоговом отчете: «Каждое действие Ильзы Кох, подтвержденное доказательствами, было совершено добровольно. Это претит всем человеческим инстинктам, заслуживает презрения и недостойно снисхождения».[237]

Подвергнувшись острой критике, Клей предположил, что, возможно, пришел бы к иному мнению, если бы имел больше доказательств. Он заметил, что подкомитет сената, «единогласно опровергнувший мое решение, слышал показания, которых у меня не было».[238]

Правота Денсона была доказана еще и тем, что канцлер Конрад Аденауэр, возглавивший только что созданное западногерманское правительство, предлагал объявить амнистию для многих, кто подвергся судебному преследованию, – чтобы «после трудных времен начать с чистого листа», как он объявил на одной из первых встреч своего кабинета.[239] Однако в случае Кох западногерманский суд заново приговорил ее за подстрекательство к убийствам и жестокое обращение с заключенными к пожизненному сроку.[240] Точно такой же приговор, какой она получила на суде, который вел Денсон. Как он и предсказывал, немцев ее освобождение возмутило не меньше, чем американцев.

Петер Хейденбергер позднее навестил Кох в тюрьме и взял у нее интервью. Он признал, что испытывал почти жалость к этой невзрачной женщине, которую некогда считали сексуальным монстром. Все былое очарование ее покинуло, она походила скорее на «секретаршу из маленького городка, слегка озабоченную, с которой вы бы не стали связываться».[241] Обсуждая ее дело десятилетия спустя, Хейденбергер отметил, что Ильза Кох вполне подходит под определение «банальности зла», хотя этот термин и был придуман уже после ее приговора.

В 1963 году, почти забытая всеми, Ильза Кох добилась встречи с несовершеннолетним сыном, Уве, который знал о матери лишь то, что она была им беременна во время суда в Дахау.[242] Он стал периодически ее навещать. В 1967 году ему сообщили, что она повесилась. Ильза оставила предсмертную записку: «Я не могла поступить иначе. Смерть для меня – освобождение».[243]

* * *

Хотя в деле Кох общественная поддержка была явно на стороне Денсона, в целом мнения по судебным процессам в Дахау заметно разнились. Денсону приходилось снова и снова доказывать, что подсудимые отлично понимали, в чем заключается их цель, и что они совершали преступления по «предварительному сговору». Его противники утверждали, что это слишком размытое понятие и потому процессы нельзя считать в полном смысле слова легитимными.

Среди самых непримиримых критиков оказался не кто иной, как Бенджамин Ференц, молодой прокурор Нюрнбергского процесса, выигравший дело против двадцати двух руководителей айнзацгрупп. Суды в Дахау «абсолютно ничтожны, – заявил он. – Они не имеют ничего общего с законом. Это скорее военно-полевой суд. Правосудие я себе представляю не так».[244]