Читать книгу "Мой милый Фантомас (сборник) - Виктор Брусницин"

— Иными словами, не понимаешь. Надо же, какое горе, я всегда считал тебя сообразительным малым.

Сыродел рухнул на колени, впился пальцами в щеки, захрипел:

— Богом молю… — повернулся к Рене. — Брат!

Рене с болью в глазах смотрел на мужика. Вдруг подошел к нему, ткнул подошвой в ухо, дядя повалился как статуэтка. Рене той же ногой пустился топтать голову горемыки, руки беспорядочно взмахивали, что уподобило птицу, нос обострился, глаза засверкали неистово, в углах рта появилась пена. Роллен не кричал, хрипел равномерно и исполнительно. Де Люс некоторое время наблюдал, потом отвернулся, уныло и недовольно вякнул:

— Оставь, хватит.

Рене, однако, остановился не сразу. Отошел, тяжело дыша, собрал в кулак пену, глаза мгновенно, как у курицы, потухли, оправлялся. Пострадавший зарыдал неприлично, квакая. Кат страдальчески сморщил лоб:

— Какой невыносимый амбре от Роллена, он пронизан запахом творога.

* * *

На день святого Михаила Жапризо выглядел нарядно, замок украшали флаги, на башнях и стенах толпились яркополосатые юноши в цветастых беретах с дудками и литаврами, самопроизвольно и бойко расходились звуки, по галереям второго этажа прогуливались родовитые гости, во дворе расположились накрытые столы, в одном углу сосредоточились бочки вина. Осеннее золото природы — двадцать девятое сентября — вносило лепту. Ворота были открыты настежь недаром, с окрестных деревень подтягивался народ в воскресных платьях, что совсем не могли скрыть изможденности, к дате было приурочено открытие капеллы, графы затеяли роскошное мероприятие. Прево Девон, почетный гость, некоторым образом родственник Рокморелей, прибыл еще вчера.

После затяжного обеда подгулявшая родовитая публика, простонародье оставили наслаждаться дармовым угощением и скоморошьими выходками, потянулась к аккуратной рощице вне замка. Здесь разбиты были два шатра, меж ними стоял небольшой столик с фруктами, орехами, сладостью и напитками, рядом топтались ладные кони — предстояла скачка и иные ристалища. Графиня де Рокморель выделялась пышной прической и величественной молчаливостью, на ее фоне граф имел едва ли не затрапезный вид — он участвовал в скачках. Прево Девон, сухой мужчина с неизменной трубкой с длинным чубуком, равнодушно попыхивал. Аббат д’Антраге крутил панагию. Здесь же слонялись несколько молодых людей, отдельный кружок составляли разновозрастные дамы. Де Люс держался позади прево.

— Свинина вышла несколько тяжеловата, вы не находите? — не глядя, обращался Девон к интенданту, — а вот сыр превосходен.

— Я с вами отошлю несколько кругов. Роллены, поставщики, имеют фамильный рецепт. Кстати, вы же знакомы с моим помощником, Рене. Жак Роллен — его родной брат.

— Возможно, я найду метод угостить короля, по возвращении буду иметь аудиенцию. Известно, сколь придирчив его вкус и я чувствую шанс угодить.

Голос подал граф:

— Уже вам угодить — честь. Однако мы лелеем надежду, что это не последний повод усладиться. Вечером нас всех ждет сюрприз — в нем колоссальное участие графини.

— Какие-то намеки я слышал. Посмотрим, сказал слепой.

Граф на скачках пришел третьим, выиграл молодой человек, шевалье Этьен де ля Мот. Графиня осторожно подошла к запыленному супругу, сказала несколько слов, он благодарно улыбнулся. Шевалье равнодушно, и даже чуть брезгливо принимал поздравления. Теперь же прибыл трезвон колоколов, служили мессу для простолюдинов, среди знати начались новые забавы.

Куща начала синеть, подступал вечер. На лице шевалье ля Мот красовалась свеженькая короткая царапина, добытая в очередном состязании, вероятно отсюда Этьен существовал с озорным блеском глаз, его юношеская спесивость сошла — это в том числе оценили женщины и наперебой кокетничали с молодым человеком.

— Мы были наслышаны и получили подтверждение — батман Этьена и верно хорош. Графиня Франсуаза отпустила по этому поводу весьма смелую шутку, — обращалась к подруге стройная дама, но так чтоб непременно слышал шевалье.

— Я вправе требовать содержание остроты, — горячо вторгался молодой человек.

— В свою очередь недурно ждать вашей сообразительности.

Такого рода пикировка сопровождала путь в замок. Когда вступили в пределы, сельчане уже исчезли, следы гулянья отсутствовали напрочь, только недвижимо с балкона по окружности свисали полотнища флагов. Мрак настойчиво густел, солнечные лучи капризно цеплялись за башни, впрочем, тени на удаленных сторонах становились все агрессивнее.

— Через полчаса прошу в храм, — распорядился граф, — убежден, мы запомним день. Месье Девон, я зайду за вами лично, если не найдете возражения.

Зала блистала чистотой, в свете множества свечей и масляных ламп торжественно горели витражи, свежая эмаль стен забавлялась; конструкция свода, вершина мысли зодчего, так гулко отталкивала шаги, что посетители невольно умиряли движение. Уже само мрачное очарование помещения созидало высокий настрой душ. Даже угрюмый Девон и озорной шевалье несли покладистые взгляды и умиротворенные лица. Ровное и неназойливое благоухание нужным образом осваивало обоняние. Аббат д’Антраге величественно стоял на амвоне, из под митры озорно кучерявились светлые волосы, чудесная казула горела в обильном свете лампад, горящих в бронзовой люстре с замысловатыми подвесками, шикарная стола подчеркивала стать, тонкие пальцы, бегающие по пустому аналою, были крепки — все это странным образом содействовало миссии и преображало священника, глаза светились внутренней силой. Вознес лик, вытянул перед собой руки:

— Благословите Господа, все Ангелы Его, крепкие силою, исполняющие слово Его. Заступничеством блаженного Архангела Твоего Михаила укрепленные, смиренно Тебя, Господи, молим, дабы то, что приняли мы устами, и душою восприняли…

И только хваткое эхо внедрило грозное в благоговейных верующих «Архангела Твоего Михаила», потекла музыка. В просторном алькове за амвоном расположился неприметный из-за конструктивной тени клавесин, за ним, вследствие крошечной натуры за пюпитром тускло различалась девочка. Начав тихо, Женевьев скоро начала возвышать и уже самозабвенно лупила ноты — громогласные слова аббата утонули — странная акустика залы создавала невероятную магию. После громкой продолжительной череды звуков инструмент сник, и ноты заменил ликующий голос аббата: он будто в гипнотическом погружении не замечал музыки.

— … Днесь сражайся со блаженных ангелов воинством в битве Господней, как бился против князя гордыни Люцифера и ангелов его отступников, и не одолели, и нет им боле места на небе…

Вновь Женевьев застучала по клавишам. Мелодия изменилась, стала напористой, парадной. И опять через промежуток времени оборвалась. Подобное чередование длилось не один прием, а несколько, пока голос священника не завершился колокольными фразами:

— О, Господень Великий Архангеле Михаиле! Помоги нам грешным и избави нас от труса, потопа, огня, меча и от напрасной смерти, от великого зла, от врага льстивого, от бури поносимой, от лукавого избавь нас всегда и вовеки веков. Аминь.