Читать книгу "Сказки чужого дома - Эл Ригби"

Близнец встретил Замарашку, когда она приехала с Механиком на поезде, и поначалу они вовсе друг другу не понравились, зато потом… да, такое тоже иногда бывает, когда взрослеешь. Тот, кого ты вроде бы недолюбливал в детстве, превращается для тебя в лучшего человека в мире. Так было с этими двоими.

Близнец стал приезжать к Замарашке. Она жила далеко-далеко, на другом конце острова, и среди ее близких были такие люди, каких вовсе не водилось в скучном городе Близнеца. Например, Замарашка дружила с Мечтателем – своим школьным учителем словесности. Мечтатель считался чудаком; он постоянно сочинял истории и проектировал воздушных змеев. Вот есть такие люди: все время вроде бы с тобой, а вроде и нет. Далеко-далеко, а может, близко-близко, а может, нет их вовсе. Но ты понимаешь, почему так дорожишь ими, когда вдруг вы начинаете говорить. Эти разговоры очень освежают, словно воздух после грозы.

А Близнецу как раз этого не хватало: с тех пор как брат перестал быть братом, сам он безвылазно сидел в своей конторе, среди пыльных мешков с письмами. Считал эти письма, считал деньги, считал марки. Только и делал, что считал, – письма приходили и уходили, и в дела можно было уйти с головой. Хорошо, что Замарашка всегда появлялась вовремя, чтобы схватить его за воротник и вытащить.

С Замарашкой они могли гулять по берегу, и забираться высоко на скалы, и рассматривать густой лес. Во время одной из прогулок Мечтатель увязался с ними. Он был странно серьезен и вроде бы даже присутствовал «здесь», а не где-то в своих мечтах. Он внимательно посмотрел в голубые глаза Близнеца и сказал:

– Я хочу кое-что тебе показать.

– А ей? – спросил Близнец, потому что от Замарашки у него не было тайн. Она улыбнулась и сказала:

– Я видела. Скажи, не боишься ли ты, что все, во что ты веришь, превратится в пыль?

Близнец подумал, что она преувеличивает и сказал:

– Боюсь. Но я выдержу.

Мечтатель и Замарашка посмотрели друг на друга, и Мечтатель сказал:

– Тогда идем.

В самой древней части леса, там, где уже не было слышно моря и где летали неведомые птицы, – там стояли Древние Чертоги. Дома Мертвых Владык, всесильных тэусов. Там никто никогда не бывал, потому что Чертоги были заперты, а в самой чаще водились волки…

Но в день, когда Близнец пришел к ступенькам ближнего Чертога, там сидели дети. Вокруг них бродили маленькие игрушки из соломы и бумаги, и резвились зайцы, и грелись лисы, и даже птицы и белки тут и там мелькали в траве. Дети были смуглые и крылатые. Красивые. Странные и грустные.

– Мы будем учить их, – сказал тогда Мечтатель. – Мы выпустим их в мир.

– И они откроют его нам, – эхом откликнулась Замарашка.

– Они так одиноки. Ты поможешь им вместе с нами?…

Близнец немного испугался. Но ведь он был влюблен. А дети, к которым так льнули звери, просто не могли оказаться дурными. И он ответил:

– Да.

* * *

Золотой Голубь завершил петлю. Именно петлей – через Дэвир, последний приграничный с Веспой город, – начинался его путь к Галат-Дору. Сделав крюк, поезд на некоторое время покидал побережье океана и пристраивался к руслу живописной широкой реки, рассекавшей Перешеек посередине. Река имела прозвание Бýсинной: по ее берегам, словно мелкие и крупные бусины, ютились десятки разных поселений.

– Ах, как чудесно…

Хо' Аллисс повторял это с самого утра, чуть ли не через каждые полчаса. Больше он почти ничего не говорил и даже не поднимал лысой головы от печатной машинки. Листы, заполненные убористыми буквами, ложились на пол. Хава привыкла, и ей это не мешало, но в определенный момент она все-таки не выдержала и сказала:

– Вы же даже не видите, где мы едем. Что – чудесно?

– Не вижу, – подтвердил он. – Но чувствую. И это – чудесно. Во многих местах ты и не ощутишь ничего особенного.

Она пожала плечами и отвернулась. За окном и вправду было хорошо: мелькали пестрые или выбеленные скопления домиков среди полей, вилась ласковая синяя лента. По ленте иногда двигалось что-нибудь: то большой корабль, то маленькая лодочка, то баржа, деловито тянувшая груз. Да, красиво, вот только…

– Совсем не могу читать. Все время что-нибудь отвлекает, – виновато произнесла Хава и посмотрела на открытую страницу. Внизу стоял номер 34. Всего-то. И это за несколько дней…

На этот раз он даже соизволил на нее посмотреть и неожиданно улыбнулся:

– Это нормально – забывать о книгах, когда есть чем заняться. Прятаться в них, вместо того чтобы видеть мир, – несусветная глупость.

– Многие прячутся, – тихо произнесла Хава, – потому что не могут посмотреть мир. Путешествовать дорого и трудно.

Она вспомнила сестру, ее исписанные странички и ее перегруженные фолиантами полки. Ева… Что она сейчас делает? Перестала уже плакать? И плакала ли? А может, ее допрашивают, тыкая в лицо штыками винтовок и выясняя, куда удрала ее глупая близняшка?…

– «Видеть мир» не всегда значит «путешествовать». Это немного проще.

– А что же это тогда значит?

– Обращать внимание на новое в старых вещах. Ценить это. Разве это не мир? Можно жить на берегу моря и… – он грустно вздохнул, – совсем не замечать моря. Кстати, так чаще всего и бывает.

Он с хрустом размял пальцы и снова опустил голову. Словно хищная птица, он навис над машинкой, но Хава опять его окликнула.

– А где жили вы?

– У моря… – неохотно сказал писатель.

– И… вы видели его?

Пальцы коснулись клавиш.

– Кажется, нет, мой юный друг. Кажется, нет.

* * *

…Все в мире стало холодным и несправедливым, и ничего уже не было особенного в том, чтобы начать утро со лжи. Родители врали детям, правители и воины – мирным людям, города – друг другу, а Зодчие – своим вещам. И все, абсолютно все лгали себе.

Замарашке, Механику, Мечтателю и Стражу хотелось кричать, что это не так. Хотелось, чтобы мир был прежним, как раньше, когда его переполняло волшебство. Когда люди еще не потеряли силу и желание творить чудеса. Когда люди чуть лучше видели, чуть больше понимали и чуть меньше боялись.

Поэтому они протянули руки тем смуглым детям, появившимся на ступеньках. Их вела тоска, а вовсе не жадность, как говорили позже. План был смелым, у каждого была своя роль…

Но кого-то еще не хватало.

* * *

– У тебя есть друзья, Ева?

Поезд стоял. Все, кому хотелось, прогуливались по маленькому речному порту, где можно было приобрести закопченную на палочке рыбу или ожерелье из хрупких голубых раковин. Такое ожерелье Хо' Аллисс тоже купил и повесил на шею Хаве. Смущенно теребя его, она сказала: