Читать книгу "История жизни венской проститутки, рассказанная ею самой. Книга 1 - Жозефина Мутценбахер"

– В таком случае я должен знать всё, ты слышишь? Всё! – И спустя некоторое время продолжил: – Но это, видимо, будет долгая исповедь… а остальные дети ждут… тебе ничего другого не остаётся, как придти и исповедаться отдельно, понятно?

– Да, ваше преподобие, – запинаясь, пробормотала я.

– Сразу после обеда, приблизительно в два часа… явишься ко мне…

Я в отчаянии покинула исповедальню.

– А ты к тому времени, – сказал мне на прощанье помощник священника Майер, – хорошенько обо всём вспомни. Потому что, если ты исповедуешься не во всём, отпущение грехов тебе не поможет…

Со стеснённым сердцем я прокралась домой, опустилась на скамью, принялась судорожно размышлять и заставила себя опять вспомнить всё, что совершила. Я очень боялась исповеди в комнате священнослужителя и страшилась епитимьи, которую он на меня наложит. Но когда настало время, и мне пора было идти, мой брат Лоренц поинтересовался, куда это я, дескать, собралась в таком красивом платье, и тогда я гордо ему ответила:

– Мне нужно к господину Майеру, помощнику священника… он велел мне явиться к нему.

Лоренц посмотрел на меня каким-то странным взглядом, и я ушла.

Стояло лето, однако в большом пасторском доме меня объяла целительная прохлада и тишина, внушавшая мне благоговение. Я прочитала на дверях таблички с именами и постучала в ту дверь, на которой было написано «Помощник священника Майер». Он сам отворил мне. Он появился на пороге без верхнего платья, чёрный жилет у него был не застёгнут, и его чудовищно огромный живот внушительно выдавался вперёд.

Сейчас, когда я первый раз увидела его за пределами исповедальни, и его толстое красное поповское лицо вызывало во мне почтение, и когда мне, кроме того, пришло в голову, что он много чего обо мне знает, кровь от стыда и страха бросилась мне в лицо и я густо покраснела.

– Слава Иисусу Христу…

– Во веки веков… – ответил он. – А вот и ты…

Я поцеловала его мясистую тёплую руку, и он запер дверь на засов. Через небольшую тёмную прихожую мы проследовали в его комнату. Она выходила на кладбище. Окна были распахнуты настежь и зелёные верхушки деревьев полностью загораживали всякую перспективу. Комната была просторная, вся выкрашенная в белую краску. На одной из стен чернело большое распятие, перед которым стояла скамеечка для молитв. У другой стены помещалась железная кровать, застеленная стеганым одеялом. Широкий письменный стол занимал середину комнаты, возле него высилось гигантское кресло с подлокотниками, обитое чёрной кожей.

Помощник священника надел сутану и застегнул её на все пуговицы.

– Пойдём, – сказал он.

Мы направились к скамейке с пюпитром, опустились на колени рядом друг с другом и прочитали «Отче наш».

Затем он за руку подвёл меня к удобному старинному креслу, уселся в него, а я стояла перед ним, плотно прислонившись к краю письменного стола.

– Ну, – сказал он, – я слушаю…

Однако я молчала и в смятении чувств не знала, с чего начать.

– Итак, рассказывай…

Я продолжала молчать, уставившись в пол.

– Послушай! – проговорил тогда он, взял меня за подбородок и силой заставил смотреть ему прямо в глаза. – Ты знаешь, что уже нагрешила… разврат… это смертный грех… тебе понятно? А с собственным братом… это, вдобавок, кровосмешение…

Я впервые слышала это слово, и, не понимая его значения, задрожала.

Он же продолжал:

– Кто знает… возможно, ты окончательно проклята богом и уже на веки вечные по собственной вине лишилась спасения души… и если я в состоянии ещё спасти твою душу, то мне для этого требуется знать всё, до мельчайших подробностей… а тебе с готовностью к покаянию следует об этом рассказать.

Он говорил едва слышным, прерывающимся голосом, и это произвело на меня такое впечатление, что я залилась слезами.

– Не плачь, – прикрикнул он на меня. Я продолжала всхлипывать.

Он смягчился:

– Ну, не плачь, дитя моё. Возможно, всё обойдётся… только рассказывай.

Я утёрла слёзы, однако не в силах была вымолвить ни слова.

– Да, да, – произнёс он, – искушение велико… и ты, вероятно, даже не представляла себе, что это такой грех, а? Ну, разумеется… ты же ещё ребёнок… ты ничего не знала… не правда ли?

Я воспрянула духом:

– Нет, я ничего не знала…

– Ну, вот, – сказал он, – это уже лучше… стало быть, ты последовала не собственному влечению… а была в это дело, может быть, втянута?

Я тотчас же вспомнила нашу первую игру в «папу и маму» и бойко заверила:

– Да, ваше преподобие… меня соблазнили…

– Я именно так и думал… – снисходительно кивнул он, – когда носишь это так открыто… это привлекает обольстителей.

В подтверждение своих слов он слегка прикоснулся к моей груди, острый высокий бугорок которой под моей блузкой уже бросался в глаза. Я ощутила тепло, исходящее от его ладони, которое подействовало на меня успокаивающе, так что ничего худого при этом мне даже в голову не пришло.

– Проделка сатаны заключается в том, – продолжал он, – что он еще ребёнку уже даёт груди женщины…

При этом он взял мою другую грудь во вторую руку и теперь держал обе.

– Однако женщины должны скрывать перси, – рассуждал он дальше, – они должны делать их невидимыми для постороннего взора и зашнуровывать, чтобы не прельщать мужчин. Перси – это инструмент сладострастия… Господь снабдил ими женщину, дабы та кормила своих младенцев, однако дьявол превратил их в игрушку для нецеломудренных чад и потому их нужно прикрывать.

Я не находила ничего необычного в том, что он это делает, а с напряжённым вниманием и благоговением слушала его.

– Стало быть, как всё происходило? – спросил он дальше.

Однако для меня опять было невозможно заговорить об этом.

– Хорошо… – снисходительно промолвил он, выждав некоторое время: – Хорошо… я вижу… сердце твоё чисто… и тебе стыдно говорить об этих вещах.

– Да… ваше преподобие… – воодушевлённо пролепетала я.

– Итак, – пошептал он, – я задал тебе вопрос и ты должна на него ответить, или лучше, если ты не можешь говорить, покажи мне жестами, что ты совершала! Ладно?

– Я так и сделаю, ваше преподобие, – пообещала я с благодарностью, отняла его руку от своей груди и страстно поцеловала.

– Я должен, – разъяснял он дальше, – знать все способы и степени нецеломудренности, которые ты прошла. Итак, начинай. Ты брала орган в рот?

Я утвердительно кивнула.

– Часто?

Я опять утвердительно кивнула.

– И что ты с ним делала… по порядку?..

Я беспомощно уставилась на него.