Читать книгу "Пустой амулет - Пол Боулз"

(отправлено Памеле Лёффлер)

Благодарю за годичной давности фотографию строящегося дома. Даже без последних штрихов понятно, какой он, должно быть, сейчас симпатичный. В самом деле величественный, такой роскошный. У тебя наверняка есть комнаты для десятка гостей, на случай если ты почувствуешь, что готова поддаться меланхолии. Но я не вижу никаких следов ни тебя самой, ни кого-либо другого. Исключительно дивная растительность.

Отчего ты решила, что я способен истолковать твой сон? Прежде всего, я не верю, что X может объяснить Y, что приснилось Y. Откуда мне знать, что означает для тебя бег вдоль пирса и какова твоя обычная реакция на водоросли? Я и собственные сны не понимаю, не то что чужие. Заметил, что у людей есть склонность запоминать сны, в которых присутствует действие, и часто задумываюсь, не добавляют ли они действие в пересказе, поскольку в своих снах я вообще не могу уловить внятного сюжета. Скорее они походят на череду несвязанных застывших снимков, а не на фильм. Но рассказчики снов неизменно продолжают: «А потом… А потом…» Хотелось бы знать, действительно ли так происходит с ними, или им только кажется, что так должно быть.

И к тому же — зачем истолковывать сон? Если это предупреждение от твоего бессознательного, ты все равно получишь это послание. Скажи мне, можешь ли ты заставить сон повториться? Я не могу. В любом случае, приятных сновидений.

(отправлено Памеле Лёффлер)

Снова допытываешься о снах? Почему ты говоришь, что я «лучше всех» должен знать о них? Я не воспринимаю их так, как ты. Для меня они просто психический барометр, полезный лишь самому сновидцу, как градусник полезен только человеку, у которого поднялась температура. Вряд ли стоит наделять особой важностью одни образы в ущерб другим (вне зависимости, насколько важными они кажутся в процессе сна), поскольку сами образы — лишь посланцы других, несформулированных образов. Ты ожидаешь, что кто-то объяснит тебе «значение» масс красных водорослей, плавающих на воде? Водоросли — это водоросли. Ты также утверждаешь, что совершенно ничего не испытала, глядя на них. Отчего же, бога ради, тебя интересует их «значение»? Если это ничего не значит в твоем сне, что же это может означать в ретроспекции?

Ты спрашиваешь, существует ли у местных мусульман система толкования снов. Конечно, она есть, как есть у них (теоретически) система для всего, но это лишь оправданная свыше религиозная символика. Не вижу в ней ни малейшего сходства с фрейдистской теорией (да и откуда ей взяться?). Все это могло произойти из книжонки под названием «Сонник Али-Бабы». Но они верят в это, как индусы верят в идиотский зодиак с двенадцатью знаками. (И не только индусы, увы.)

Дорогая Памела, ценность письма не может измеряться его объемом. Если у тебя нет времени написать то, что ты называешь «настоящим» письмом, черкни пару строк. Я совершенно не ожидаю, что кто-то начнет сочинять высокопарные эпистолы, как я сам порой это делаю. Я пишу письма, потому что меня это развлекает. И даже не очень важно, нравится ли адресату читать то, что я написал; я свое удовольствие получил.

Так что не вздумай не писать потому лишь, что выйдет всего несколько строк. Можешь прислать такую записку: «Знойный день, и у меня депрессия. Я ела ветчину и фруктовый салат на обед», — и я буду в восторге. Но если не пошлешь мне вообще ничего, ты оставишь место воображению, которое всегда наготове со своими тревогами. Хотелось бы мне узнать, что ты думаешь об этом доме, а также о людях, которые у тебя гостят. Тебе ведь не понадобится много времени, чтобы рассказать мне это, верно?

(отправлено Памеле Лёффлер)

По-моему, Танжер все меньше и меньше пригоден для жизни. Одна из важнейших причин, удерживающих меня здесь, — хороший воздух, которым мы дышим. Но автомобильное движение десятикратно возросло за последние пять лет, причем практически у всех новых машин дизельные моторы, улицы задымлены. Автобусы и грузовики постоянно испускают жирный черный дым. Дома меня это не беспокоит, потому что я живу очень высоко. Но ходить по улицам стало нелегко. Дело не только в грязном воздухе; на тротуарах полно препятствий: машины, припаркованные посредине, группы школьников, сидящих на бордюрах, нищие, прилепившиеся к стенам. Если заговоришь о нищих с марокканцем, он скажет: «Среди них нет ни одного танжерца. Они все с гор. Ничего им не давайте».

Рискованно недооценивать сообразительность марокканцев. Они понимают, когда ты врешь, а когда просто преувеличиваешь, они знают, когда ты говоришь всерьез, а когда просто треплешь языком, и все это постигают напрямую, не обращаясь к логике. Правда и то, что они чуют подвох там, где его нет. Я спорил с марокканцами, не желавшими верить, что кто-то побывал на луне. «Просто американская реклама». Другие, признав полет на луну, считают, что лучше бы на эти деньги накормить голодных. «Какой от этого прок?» Они не захвачены и не поражены идеей освоения космоса, потому что не могут осознать историческое движение или рост: время для них застыло. Все таково, каким было всегда, и навечно останется таким. Утешительная философия, если удастся ее принять.

(отправлено Памеле Лёффлер)

Твое письмо о Палмерах очень занятное. Ты ведь не убеждаешь Дика поискать недвижимость рядом с тобой? Это будет сущей катастрофой, верно? Согласен, что мило, когда знакомые живут в пятнадцати или двадцати милях от тебя, если всякий раз, когда их видишь, первой реакцией не становится дрожь в коленках. Столько сил уходит на то, чтобы ее одолеть. Я дошел до той стадии, когда предпочтительней одиночество, чем жизнь с подобным стрессом.

Конечно, Рут всегда была пустым местом, даже до того, как вышла за Дика. В ту пору, когда мы общались, она собирала глиняные черепки, кусочки кварца и криноиды. Так что эта затея с бабочками вполне в ее духе. Должно быть, забавно глядеть на нее, когда она скачет с сачком! Зобастая и неуклюжая. Дик попросту твердолоб и деспотичен; таким он мне запомнился. (Не видел его лет пятнадцать, но уверен, что он не слишком изменился. Возможно, груз лет поубавил его энергию, но не много энергии требуется, чтобы быть эгоистичным, если такова твоя натура.) Когда он жил здесь, он был совершенно помешан на «Роллинг Стоунз», с которыми познакомился в Лондоне. Это название мне ничего не говорило, но Дик уверял, что это величайшая рок-группа на свете. Однажды он вытащил меня из постели в час ночи — стал барабанить мне в дверь, очень возбужденный. Я должен пойти к нему, потому что у него в квартире «Стоунз». Я, спросонья: «Какие еще стоны?» Он объяснил, и я пошел. Человек по фамилии Джаггер, одетый точно на маскарад, возлежал на кровати, глодая ягнячью ногу. У его ног валялась девушка, и еще какие-то люди спали вповалку на полу. В комнате было сумрачно, так что я не разглядел их наряды. Мистер Джаггер не произнес ни слова. Его рожа блестела от бараньего жира. Дик, заметив мое изумление при виде недвижных тел на полу, признался, что все приняли новый наркотик, и он, очевидно, поверг их в коматозное состояние. Странное дело: Дику присуще такое затаенное обожание. Это физическое свойство, на вид заразное, хотя это не так. Оно минует тебя, точно болтовня торговца, не порождая почти никакого отклика.