Читать книгу "Истоки первой мировой войны - Джеймс Джолл"

Германии, как мы увидим, внешнюю политику иногда использовали как средство для подъема национальных чувств, для того чтобы отвлечь внимание от размежеваний и напряжений в германском обществе. Тем не менее существовала очень сложная связь между внутренней политикой и внешней; и иногда трудно понять, могла ли политика, ведущая страну к войне, способствовать национальной солидарности или провоцировать революцию.

Внешняя политика по крайней мере одной страны, Австро-Венгрии, была полностью результатом внутренних проблем. Само существование Австро-Венгрии полностью зависело от международных отношений. Со времен Меттерниха главным для австрийского правительства и Габсбургского двора было убеждать другие страны в том, что сохранение империи являлось международной необходимостью и ее исчезновение будет гибельно для стабильности международной системы. К 1914 г. международный консенсус начал разрушаться. Некоторые национальные провинции (субъекты) Австро-Венгрии стали искать поддержки извне и вступать в контакт с иностранными правительствами.

В самом начале двадцатого века рост влияния независимых национальных государств, соседних с Австро-Венгрией, дал новый толчок национальным движениям внутри монархии. Южные славяне — сербы, хорваты, словенцы — обращались к Сербии за поддержкой, забыв свои религиозные и культурные различия из-за обид, наносимых Габсбургским государством. Суть этих настроений выявилась в 1916 г. на судебном разбирательстве о дезертирстве хорватского сержанта: «Хорваты всегда были лояльны к императору, но он их не любил и предал их мадьярам, так что они были вынуждены повернуться к сербам, которые по крайней мере разговаривают на их языке»[159]. Румынское и итальянское правительства были вынуждены решать, что для них важнее, спасать своих соотечественников в Трансильвании и Южном Тироле или выполнять союзнические обязательства по отношению к Германии и Австро-Венгрии. Среди национальных проблем, с которыми пришлось столкнуться Габсбургскому государству, был вопрос южных славян, который получил наиболее серьезный международный отклик. Отношения между чехами и немцами в Богемии и Моравии были более трудными, но еще не получили международного значения, и переговоры о некотором компромиссе на местном уровне безуспешно тянулись весь 1914 г. Хотя некоторые словацкие и чешские национальные лидеры обращались к России и даже имели тайные связи с российским правительством, большинство не искало поддержки извне, и Россия еще не была готова оказать им открытую поддержку.

Вопрос о положении южных славян был трудным. Хотя существовали планы, в которых участвовал и сам Франц Фердинанд, официального предоставления некоторой формы автономии хорватам, любое изменение такого рода встречалось в штыки мадьярами, так что к 1914 г. было сделано очень мало для того, чтобы смягчить недовольство хорватов, и соответственно они усилили свои контакты с другими южными славянами. В 1905 г. несколько хорватских и сербских политиков в монархии составили общую программу, но это мало что давало. Аннексия Боснии в 1908 г. усилила недовольство сербов внутри и за пределами Австро-Венгрии, так что с ростом национального самосознания внутри Сербии и движения за объединение южных славян Сербия стала казаться австрийскому правительству угрозой существованию Габсбургского государства. А так как конфликт между Австрией и Сербией мог вовлечь Россию, озабоченную своей традиционной ролью защитника балканских славян, то провал Австро-Венгрии в решении ее внутренних национальных проблем начинал беспокоить и другие государства. Австро-венгерское правительство полагало, что осуществление некоторого контроля над Сербией было необходимо для государства. После использования экономического давления в 1906–1910 гг. оно применило более прямые меры, и решение начать войну в 1914 г. было результатом ошибочного представления, что твердые меры против Сербии могли решить проблему славянских народов империи и что внутренние проблемы империи могли быть сняты только активной и агрессивной внешней политикой. При всех сложностях в австро-венгерском государстве, отношение между его внутренними проблемами и внешней политикой сравнительно ясно, хотя можно удивляться тому, как ложные концепции и иллюзии привели Конрада, Бертольда и их коллег к мысли о том, что нападение на Сербию ликвидирует трудности Габсбургской монархии. В Британии и Франции положение было более сложным.

Либеральное правительство было у власти в Англии, и многие сторонники его придерживались традиции Ричарда Кобдена, Джона Брайта и до некоторой степени самого Гладстона, полагая, что равновесие сил — опасная концепция, что расходы на вооружение расточительны и вредны, и что политика Британии должна работать на свободную торговлю и не зависеть от затруднений, испытываемых другими государствами. Несмотря на то, что начали появляться другие взгляды ^— эта либеральная точка зрения преобладала до 1914 г. В правительстве проходили острейшие дебаты о том, что важнее — расходы на социальное благосостояние или на строительство флота. В кризисные дни июля 1914 г. до последней минуты не было ясно, согласится ли правительство с решением вступить в войну на стороне Франции и России.

Британское правительство в предыдущие годы столкнулось с тяжелым внутриполитическим кризисом. Палата лордов отказалась принять бюджет. Участились дебаты на промышленных предприятиях, возросла воинственность профсоюзов. Радикальное крыло движения женщин за избирательные права прибавило проблем управлению юстиции. Рассмотрение закона об официальном предоставлении автономии Ирландии привело в тупик решение проблемы о будущем Ольстера. К 1914 г. конституционный кризис в палате лордов был преодолен, но другие проблемы остались нерешенными. С началом войны некоторые из них были отложены на время, а когда окончилась война, их суть изменилась.

Очень трудно в годы перед войной найти какие-либо связи между внутренними проблемами Британии и внешнеполитическими решениями. Разделение в правительстве по вопросам внешней политики не всегда переходило в расхождение по другим вопросам. Эдвард Грей, к примеру, относился к радикалам в правительстве, так как был сторонником линии на выполнение обязательств перед Францией и противостояние с Германией, но поддерживал движение женщин-суффражисток. Отечественные издания вынуждены были переключить внимание с международных отношений, так что ведение внешней политики осуществлялось министерством иностранных дел и профессиональными дипломатами, и большая часть критики в адрес их политики исходила от небольшой группы радикалов, которых А. Дж. П. Тэйлор называл «нарушителями спокойствия»[160]. Внутри правительства оппозиция настаивала на продолжении наращивания флота, главной проблемой правительства было сокращение вооружений и налаживание отношений с Германией.

Во время марокканского кризиса 1911 г. либеральная партия испытывала озабоченность тем, что ее руководство принимало обязательства, о которых общественность ничего не знала. В либеральной партии были недовольны политикой Грея. Лорд Сандерсон, подсекретарь министерства иностранных дел в отставке, заметил в январе 1912 г.: «Большей частью это явилось результатом восторженной филантропии, которая назойливо вмешивается в чужие дела. Но частично все-таки происходит от недостатка информации»[161]. Ллойд Джордж позднее сокрушался о том, что Грей не информировал кабинет о ситуации в Европе, но известно, что временами Ллойд Джордж не обращал внимания на иностранные дела, когда шло их обсуждение, по крайней мере до кризиса в Агадире. И Грей иногда предпочитал обсуждать политические вопросы в узком кругу. В результате