Читать книгу "Ленин в поезде - Кэтрин Мерридейл"

Рабочие организации Великобритании с большой симпатией следят за усилиями русского народа, направленными на избавление от реакционных элементов, препятствующих продвижению к победе.

Далее следовало:

Мы, рабочие Англии и Франции, давно уверены, что деспотизм Германии должен быть сокрушен, чтобы открыть европейским нациям возможность свободного и мирного развития. Эта убежденность вдохновила нас на беспримерные усилия и жертвы, и мы уверены, что можем помочь русским рабочим достичь нашей общей цели. Мы искренне надеемся на то, что вы внушите вашим сторонникам главное: всякое ослабление [военных] усилий ведет к катастрофе4.

Смысл послания не мог быть более ясным: несмотря на любую революционную риторику, от русских ожидалось, что они будут воевать до тех пор, пока все союзники совместно не решат закончить войну. Однако неофициально вельможи в Министерстве иностранных дел выражали сомнения в том, что новое демократическое правительство России, каким бы оно ни было, пойдет на это. Петроградский совет, сообщал Бьюкенен в Лондон,

хочет мира любой ценой, и приход его к власти в военном отношении будет означать конец.

Инструкции, который посол 4 / 17 марта получил в ответ, были совершенно недвусмысленными. Признает ли Лондон новый режим в России, будет зависеть

исключительно от позиции нового правительства по отношению к войне. Все Ваше влияние должно быть положено на весы против всякой администрации, которая не обладает решимостью бороться до конца5.

Советник британского посольства Фрэнк Линдли писал из Петрограда 7 / 20 марта:

Подлинная трудность состоит в том, что у нас тут два правительства: одно настоящее с князем Львовым во главе, но еще и Комитет рабочих и солдатских депутатов, без приказа которого ни один член правительства не сделает шагу. Британская колония, естественно, нервничает, поскольку все русские едины во мнении, что под поверхностью тлеет ужасая классовая ненависть, и, если она вырвется наружу, последствия будут чудовищны6.

Тем не менее было очевидно, что “настоящее” правительство вполне дееспособно, поскольку состоит исключительно из людей, отлично понимающих, что такое безупречная служба. 9 / 22 марта канцлер казначейства (министр финансов Великобритании) Эндрю Бонар Лоу приветствовал новую администрацию России от лица британского парламента – несколько выдавая желаемое за действительное и явно пренебрегая фактами:

Настоящим парламент посылает Думе братский привет и шлет русскому народу сердечные поздравления с учреждением свободных институций7.

Разумеется, адресовать приветствие следовало Временному правительству, а не Думе. Кроме того, почтенный канцлер казначейства, вероятно, представлял себе российскую Думу как собрание безупречных джентльменов, таких же, как он сам. Историк-славист и журналист Бернард Пэрс также был несомненным поклонником нового правительства:

Это были мои друзья, – писал он впоследствии, – из двенадцати новых министров семеро писали для моего Russian Review в Ливерпуле8.

Со своей стороны, Милюков в свое время был представлен королю Георгу V И, несмотря на свою марксистскую молодость, заявлял в Лондоне, что он принадлежит к “оппозиции его величества” (Николая II), а не к “оппозиции против его величества”9.

К вящему удовольствию Лондона, именно Милюков, похоже, был движущей силой новоиспеченного правительства, хотя официально занимал лишь пост министра иностранных дел. Председателю правительства москвичу князю Львову потребовалось несколько дней, чтобы перебраться в Петроград. “Мы почувствовали себя наконец au complet”[1], — записал Милюков после прибытия Львова в Таврический дворец. Вскоре, к сожалению, обнаружилось, что таланты Львова не включают способность к решительному государственному управлению. Милюков вспоминает:

Князь был уклончив и осторожен, он реагировал на события в мягких, расплывчатых формах и отделывался общими фразами.

Милюкову вторит Набоков-старший:

Он сидел на козлах, но даже не пробовал собрать вожжи10.

Сэмюел Хор, наблюдавший за событиями из Англии, пришел к выводу, что Львов

предназначен быть скорее председателем Совета Лондонского графства, чем главой нестабильного правительства в сердцевине великой революции11.

Бьюкенен, находившийся в Петрограде и наблюдавший события изнутри, с самого начала был сдержан в отношении нового режима. 5 / 18 марта он сообщал:

Если бы нынешнее правительство сумело удержать ситуацию под контролем, то лучшим решением было бы оставить его у власти в качестве переходной администрации на время войны12.

В частной беседе, однако, сэр Джордж признавался, что новые русские министры не внушают ему больших надежд:

Большинство их уже сейчас выказывают напряжение и выглядят как люди, взвалившие на себя непосильный груз13.

Французский посланник был более откровенен и оценивал революционное государство с уверенностью знатока. По его мнению, Россия нуждалась в Дантоне (если не в Робеспьере). Вместо этого ей навязали какой-то комитет, которому даже частным клубом руководить было бы не под силу14. Палеолог писал французскому премьер-министру Александру Рибо:

В самое ближайшее время встанут экономические, социальные, религиозные, этнические проблемы, В период войны эти проблемы чрезвычайно опасны, так как славянское воображение, далеко не такое созидательное, как латинское или англосаксонское, имеет скорее анархическое, разрушительное направление.

Прогноз его был самым мрачным:

В нынешней фазе революции Россия не способна ни на войну, ни на мир15.

Единственной светлой личностью в правительстве был, по общему мнению наблюдателей, Александр Керенский. Палеолог замечает:

Он, очевидно, оригинальнейшее явление во Временном правительстве и, без сомнения, предназначен для того, чтобы очень скоро стать его основной движущей силой.

Бьюкенен считал Керенского единственным человеком, с которым можно связывать надежды “заставить Россию продолжать войну”16. Министр юстиции был вездесущ, встречи следовали одна за другой – у британского посланника, у петроградского военного губернатора, в Таврическом дворце, в его собственной масонской ложе17. Хотя Керенский оставался членом Петроградского совета, его симпатии были всецело на стороне Временного правительства. В середине марта он уверял Альфреда Нокса, что “нынешняя ситуация с двумя правительствами невозможна” и что “Совет теряет почву под ногами”18. Очарованный Нокс записал:

Есть только один человек, который может спасти эту страну, и это Керенский , так как он все еще пользуется доверием предельно ясной в выражении своих симпатий петроградской толпы . Без него Временное правительство в Петрограде не смогло бы существовать19.