Читать книгу "Эмма в ночи - Уэнди Уокер"

Неделю спустя миссис Мартин и отец устроили жуткий скандал. Мамочка, чей ребенок учился в нашей школе, позвонила им обоим и рассказала о фотографиях Эммы, выложенных в Интернете. Хотя этим ресурсом пользовались все ребята, сайт был новый и не принадлежал крупной компании из числа тех, которые никогда не допускали публикации обнаженных тел и ругательств. Школьники пользовались им, чтобы поливать грязью сверстников и учителей. В школе нам запретили на него заходить, но ни ноутбуки, ни телефоны проверять не стали. На снимках Эмма позировала в черном платье. На каждом из них изображала из себя сексапильную красотку, делая вид, что снимает с плеча лямку.

На одном снимке верхняя половина платья была откинута, а сама она демонстрировала обнаженную грудь. И выглядела на этом фото так, будто смеялась. Когда отец спросил Эмму, кто ее снимал, она ответила, что подруга и что они просто дурачились. Поскольку сестра на тот момент была несовершеннолетней, папа смог привлечь к этому делу полицию и получить у владельцев интернет-ресурса все необходимые сведения. Они проследили IP-адрес и выяснили, что снимки были загружены с компьютера в доме миссис Мартин незадолго до того, как Хантер уехал в свою школу.

Мы все знали: это сделал Хантер. Знали почему. Отец был вне себя от гнева и заявил, что инициирует пересмотр дела об опеке. На что мама ответила ему: Удачи тебе, козел! Но потом все же позвонила своему адвокату, просто так, на всякий случай. Пока это продолжалось, родители перезванивались почти каждый день, ругались, кричали и перекладывали друг на друга вину.

Но лишь напрасно сотрясали воздух.

Новый парень перестал встречаться с Эммой. Сказал, что на этом настояла его мать. Сестра три дня плакала и напрочь отказывалась общаться с Хантером. Говорила, что никогда ему не простит, что возненавидела его до конца жизни и все такое прочее. Эти сотрясания воздуха присоединились к тем, которые издавали родители.

Здравый смысл сохранил только Уитт. Как-то раз он дождался Хантера на парковке гольф-клуба и врезал кулаком по физиономии. Разбил и поставил под глазами два фингала. Но больше всего досталось самолюбию Хантера. Мистер Мартин приехал к моему отцу. Меня там не было, но я слышала две разные версии одной и той же истории. В одной, рассказанной мамой, мистер Мартин схватил папу за шею, прижал к двери и сказал что если Уитт еще раз прикоснется к его сыну, он его убьет. В другой, на которой настаивал папа, мистер Мартин приехал и стал угрожать, но был послан к черту.

Но на этом дело не закончилось. Как-то вечером Хантер подъехал к папиному дому и проткнул Уитту шины. Тот вызвал полицейских, которые впоследствии явились к нам в дом и устроили Хантеру допрос.

Миссис Мартин солгала, сказав, что пасынок всю ночь был дома. Умолчав о том, что в момент, когда это случилось, они с мужем уехали ужинать. Как бы там ни было, полиция не горела желанием враждовать с нашей семьей, поэтому дело закрыли, по сути даже не начав.

Отец опять был вне себя от гнева, но о мести на этот раз не помышлял. Что касается Уитта, то он просто купил себе новые шины. То, что Хантер не понес наказания, не имело никакого значения. Даже когда его нос зажил, а кожа вернула привычный оттенок, его эго получило удар, от которого ему уже было не оправиться. Моему брату этого оказалось достаточно. Я имею в виду настоящему брату.

После того случая я стала отчетливее понимать, насколько глубокие чувства испытывал Хантер к Эмме. Как их ни назови – любовью ли, одержимостью ли, он скорее бы ее убил, чем стал терпеть присутствие рядом с ней кого-то другого. Поэтому сидя в гостиной миссис Мартин по возвращении с острова, слушая вопросы Хантера об Эмме, о том, что с ней, как она выжила, каким образом мы намерены отыскать ее и спасти, слушая и видя, что его участие показное, что он больше не испытывает к моей сестре никаких чувств и ему на нее наплевать, я испытала настоящее потрясение.

Потом перевела взгляд на его девушку, неизменную Брэнду. Посмотрела, как она двигалась, говорила и недовольно надувала губки. И до меня стало постепенно доходить. Она была новым воплощением Эммы. Ухватить картину общим планом, как это умел делать Уитт, мне было трудно. Я хотела все это остановить и заорать: Значит так, да? Значит, все было напрасно? Нам пришлось через все это пройти, в то время как прямо за углом обнаружилась новая Эмма? Не знаю, могла ли я сдержаться. Я сделала приличный глоток воздуха и позволила ему опуститься как можно ниже в легкие – пока они не заболели, пока у меня не закружилась голова.

Когда самая болезненная часть моей истории была исчерпана, Хантер откинулся на спинку дивана, сцепил руки и заложил их за голову. «Стало быть, ты так и не знаешь, кто отец ребенка? Если это случилось в июне, бьюсь об заклад, что это какой-нибудь козел, которого она повстречала в Париже. Мы должны подать в суд на лагерь. Вот что надо сделать. Заставить их выплатить страховку».

Хантер кивнул, соглашаясь с самим собой. Потом продолжил: «Святой Иисус, Касс. Не могу поверить, что это случилось с тобой. Я так обо всем жалею. Мне часто в голову приходила мысль, что я мог бы помешать событиям, приведшим к вашему исчезновению. Но теперь полагаю, что это ошибка».

Я пожала плечами. «Ты ничего не мог сделать».

«Я знаю. Теперь знаю».

В разговор вступил мистер Мартин – впервые с того момента, как мы сели пить чай. «В этой ситуации мы оказались бессильны. Эмма всегда была твердолобая. Делала что хотела, и ни одна живая душа не могла ее остановить. И мы ее все за это любили, хотя из-за своего характера она не раз попадала в переделки».

В тот момент мне захотелось швырнуть ему в лицо чайную чашку. Он ничего не знал о моей сестре, разве что те жалкие сведения, которые почерпнул, шпионя за ней и его дегенератом-сыном, который теперь, с фантастической работой и смазливой подружкой, выдавал себя за совершенство. Мне очень захотелось, чтобы рядом с нами оказалась доктор Уинтер. Она бы точно увидела их насквозь!

Я не разбила ему физиономию, бросив в нее чашку. Вместо этого нашла слова… как нас учили в нашей замечательной школе. «Почему бы каждому из нас не приложить максимум усилий, чтобы ее найти? Тогда мы сможем получить ответы на все наши вопросы. И узнаем, что можно было сделать, чтобы ее спасти».

Миссис Мартин взглянула на мистера Мартина. Как мне показалось, немного нервно. Она открыла глаза – так часто делают, когда хотят адресовать кому-нибудь молчаливый посыл и сказать, что кое-кто в комнате выходит за рамки дозволенного. Я подумала, что это обо мне, и от этого почувствовала себя лучше. Мне очень хотелось выходить за рамки дозволенного. А еще хотелось, чтобы они задумались, на что я способна, и хоть раз испугались, потому как теперь им было не под силу меня контролировать.

Я извинилась, поднялась наверх и легла. Как только я вышла, она стали говорить обо мне. Шепотом, но я все равно его слышала.

Когда в голове прояснилось и гнев улегся, я подумала о Хантере, о том, как он обнял меня, а потом не желал отпускать. Поразмыслила, насколько велика вероятность того, что он обо мне скучал. И относился ко мне лучше, чем мне казалось. Но потом меня озарил проблеск истины, и я, узрев его, улыбнулась. Мне стало лучше, потому как теперь я знала правду.