Читать книгу "Большая волна - Галимов Брячеслав"

Лишь стрелки лука в саду

Приковали взор.

– Это не мои стихи.

– Простите, уважаемый Сэн, я хотел сказать «ваш листок со стихами». (У Йоки кольнуло сердце: Такэно назвал дедушку Сэна «уважаемым Сэном», – так могли называть старика равные по возрасту или чужие люди.)

Наступила пауза.

– Но ведь снега нет, уважаемый Сэн, а в стихах говорится о снеге, и листок этот висит на веранде, всем на обозрение, – произнес Такэно, и у Йоки снова кольнуло сердце, потому что в голосе мужа она услышала насмешку.

– Снег был, и снег еще будет, – ответил Сэн.

– Так это напоминание? Ну, в таком случае мне милее другие стихи:

Как не белит снег,

А ветви сосны все равно

Зеленью горят.

– Я рад, Такэно, что эти стихи тебе милее.

Наступила пауза.

– А для чего, уважаемый Сэн, вы держите открытой дверь нашего дома даже ночью? – поинтересовался Такэно. – Йока не успевает отапливать комнаты, и мы мерзнем. (Рука Йоки дрогнула, и иголка вонзилась ей в палец. Прямой и бесцеремонный вопрос, обращенный к старику, был неприличен, а делать ему замечание было просто верхом неприличия.)

– Я стал бояться замкнутых пространств, Такэно, – отвечал Сэн. – Я ощущаю в них смерть. То, что замкнуто – конечно, и, стало быть, мертво; то, что открыто – бесконечно и живо. Дух смерти, витающий над этим домом, может исчезнуть только в бесконечности, – там смерть умирает, а смерть смерти – это жизнь.

– Вы думаете, уважаемый Сэн, что дух покойного Сотобы может причинить нам зло? – спросил Такэно. (Йока насторожилась, с тревогой ожидая ответа.)

– Нет, Такэно, дух покойного Сотобы тут ни при чем. Дух Сотобы, я уверен, витает далеко отсюда. Я знаю, где он сейчас… Две великие реки впадают там в озеро, луна отражается в нем, над двойной вершиной горы плывут в ночном небе облака; снег лежит на обвалившемся мосту, – и слышно, как звонит колокол в далеком храме… Вот где теперь дух Сотобы: он плачет обо все земном и очищается от всего земного.

Сэн замолчал, молчал и Такэно.

– Я же говорю о духе смерти, – продолжил Сэн вскоре, – его нам нужно изгнать из дома, пусть нам даже придется претерпеть холод.

– Но почему вы не хотите поехать с нами, дедушка Сэн? – воскликнул Такэно-большой, а сердце Йоки радостно забилось при этом восклицании.

– Нет, Такэно… Я не могу уехать до тех пор, пока не погребена урна с прахом Сотобы, – я должен сам это сделать. Кроме того, мне здесь лучше, я привык жить здесь, а в моем возрасте трудно менять привычки, и очень трудно обзаводиться новыми друзьями:

Какой старый друг

Со мной вместе доживет

До моих седин?

Лишь горные сосны,

Но они бессловесны.

– Но вы поймете, дедушка Сэн, я не могу оставить с вами Йоку и сына! – горячо произнес Такэно. – Я теперь княжеский самурай; скоро получу от нашего повелителя надел земли с крестьянами и этим буду жить. Согласитесь, что оставлять в княжеском поместье, на княжеском содержании мою семью – не совсем удобно и может быть плохо истолковано. Мы пока поживем в городе, но как мы будем без вас? Для меня и для Йоки вы как отец, а для маленького Такэно – все равно что родной дедушка.

– И вы для меня – родные, – проговорил Сэн с глубоким вздохом. – Но в городе я жить не стану: мне там будет плохо, а значит, вы будете переживать за меня, и из семьи уйдет мир и покой. Нет, Такэно, я останусь тут, буду по-прежнему сторожить сад и заниматься в своей обычной работой. Никто не найдет ничего предосудительного в том, что один старик в княжеском поместье заменил другого, умершего.

– Маленький Такэно и Йока станут очень скучать по вас, дедушка Сэн.

(Йока всхлипнула и испуганно зажала рот рукой.)

– Я буду приезжать к вам в гости. В конце концов, до Радужной долины не так уж долго ехать. А маленький Такэно и Йока найдут себе в городе друзей, да и в городской жизни есть много интересного для молодых. Молодым обязательно нужно пожить в городе. Езжайте, Такэно, езжайте, и да хранят вас великие боги!

Йока встала, вытащила из шкафчика в стене щепотку ароматической священной смолы, бросила ее в огонь алтаря и застыла в молитвенной позе, шепча что-то про себя.

Завершение пути

Зеркало реки

В город пришла весна, и он утонул в грязи, бороться с которой было бесполезно, потому что даже если бы удалось убрать всю грязь со всех улиц, то она снова таинственным образом заполнила бы их за один день. Это было проверено на опыте: как-то раз весной князь приказал вычистить весь город до последнего переулка, после чего очищать колеса у всех повозок, приезжавших в город, и даже чистить подошвы сандалий у всех путников, приходящих сюда. Казалось бы, откуда теперь было взяться грязи, – но ровно через день город снова утопал в ней.

Вместе с тем, по прошествии самого непродолжительного времени грязь сама исчезала с городских улиц, и уборщикам оставалось лишь подмести их. Следовательно, нужно было только запастись терпением и выждать: это и было лучшим способом борьбы с грязью.

Но пока город был наполнен ею, лучше всего было оставаться дома; в крайнем случае, передвигаться на носилках или верхом на лошади. И то, и другое, и третье являлось привилегией богатых людей; бедные же расхаживали по грязи с полным равнодушием, задрав полы одежды, а в теплую погоду – и вовсе полуголые.

И уж, конечно, нельзя было в эту пору удержать дома детей. Ранняя весна была для них настоящим праздником, наполненным удивительными и радостными событиями, – чего стоил один только разлив рек, омывающих Радужную долину! Каждое утро к реке, к столбу с метками, показывающими уровень воды в разные годы, прибегали десятки мальчишек и девчонок. Они гадали, дойдет ли в этом году вода до самой верхней отметки; дети ждали этого как чего-то необычного и увлекательного и скептически воспринимали страхи взрослых.

Половодье было поразительным и захватывающим зрелищем. Вздувшиеся, бурные речные воды несли столько всего, что впечатлений от увиденного хватало потом на все лето. Много было смешного, много было и страшного: неистовый хохот, например, раздавался на берегу, когда на стремнине реки пролетало бревно, на котором, тесно прижавшись друг к другу, сидели лисица и заяц, или мелькала на воде какая-нибудь забавная вещица, вроде ночного горшка, – предмета, редко выставляемого на всеобщее обозрение.

Были мгновения, когда дети застывали от ужаса или разбегались с отчаянными криками: так происходило, если по реке проплывали распухшие тела утопленников, и особенно было жутко, когда их прибивало к берегу или к затопленной террасе одного из стоявших у реки домов.

Но даже эти ужасные картины не могли распугать детей настолько, чтобы они надолго покинули свои наблюдательные посты: пока вода не спала, речной берег с утра до вечера был усыпан разновозрастной детворой…