Читать книгу "Седьмой сын - Орсон Скотт Кард"

Теперь Сказитель и сам видел, что этот дом не для него. Даже если Армор смягчится наконец и впустит странника, его со всех сторон будет окружать подозрение, а Сказитель не мог жить под крышей, где спину сверлят косые взгляды.

– Славного вам дня, прощайте.

Но Армору, видно, не хотелось так легко отпускать его. Он воспринял слова Сказителя как вызов:

– Почему ж печальные? Я веду тихую, заурядную жизнь.

– Нет такого человека на свете, который назвал бы свою жизнь «заурядной», – произнес Сказитель. – И в рассказ о таком человеке я никогда не поверю.

– Ты что, называешь меня лжецом? – зарычал Армор.

– Нет, всего лишь спрашиваю, не знаете ли вы случаем место, где к моему дару отнесутся более благосклонно?

Армор стоял спиной к жене, поэтому ничего не заметил, зато Сказитель прекрасно видел, как пальцами правой руки она сотворила знак спокойствия, а левой рукой коснулась запястья мужа. Заклятие было сотворено с идеальной чистотой, видимо, она не в первый раз прибегает к нему. Армор чуть расслабился и немного отступил, пропуская жену.

– Друг мой, – сказала она, сделав небольшой шаг вперед, – если ты пойдешь по дороге, огибающей вон тот холм, и проследуешь по ней до конца, перейдешь через два ручья, через которые перекинуты мостки, то в конце концов доберешься до дома Элвина Мельника. Я уверена, он с радостью примет тебя.

– Ха, – презрительно фыркнул Армор.

– Благодарю вас, – поклонился Сказитель. – Но почему вы так решили?

– Вы можете оставаться у него в семье, сколько пожелаете. Вас никто не выгонит, пока вы горите желанием помочь.

– Это желание живет во мне всегда, миледи, – сказал Сказитель.

– Всегда ли? – усомнился Армор. – Не может человек всегда гореть желанием помочь. А я думал, ты говоришь только правду.

– Я говорю то, во что верю. А правда ли это, судить не мне.

– Тогда почему ты величаешь меня «сэром», хотя я не рыцарского звания, а ее – «миледи», тогда как она по происхождению ничем не отличается от меня?

– Просто я не верю в королевские посвящения в рыцари. Король с охотой дарует титул любому, кто окажет ему ценную услугу, и не важно, рыцарь этот человек в душе или нет. А с королевскими любовницами обращаются как со знатными дамами за те успехи, что они продемонстрировали на царском ложе. Именно так используют эти слова роялисты: ложь на лжи. Но ваша жена, сэр, вела себя как настоящая леди, проявив милосердие и радушие. А вы, сэр, были истинным рыцарем, смело защитив свои владения от опасностей, которых больше всего боитесь.

Армор громко расхохотался:

– Да твои речи настолько сладки, что после нашего разговора тебе, наверное, придется по меньшей мере час соль жевать, чтобы избавиться от привкуса сахара во рту.

– Это мой дар, – промолвил Сказитель. – Однако я могу и по-другому заговорить, уже не так сладко, когда наступит должное время. Доброго дня вам, вашей жене, детям и этому благочестивому дому.

Сказитель неторопливо побрел по лужайке. Коровы не обращали на него никакого внимания, поскольку на нем и в самом деле был оберег, но этот знак Армор никогда бы не разглядел. Решив немного прогреть мозги и поискать в голове умных мыслей, Сказитель некоторое время посидел на солнышке. Правда, это ничего не дало. После полудня умные мысли не лезут в голову. Как гласило присловие: «Думай утром, действуй днем, вечером ешь и ночью спи». Солнце высоко в небе – слишком поздно для раздумий. И несколько рановато для трапезы.

Он направился по тропинке к церкви, которая стояла на краю деревенских лугов, на вершине приличных размеров холма. «Будь я настоящим пророком, – думал Сказитель, – все бы уже понял. Я бы знал, задержусь здесь на день, на неделю или на месяц. Увидел бы, станет Армор мне другом, как я смею надеяться, или врагом, чего я опасаюсь. Узнал бы, наступит ли день, когда его жена сможет открыто, ничего не страшась, использовать свои силы. Я б, наверное, даже знал, доведется ли мне повстречаться с этим краснокожим пророком».

Лезет ведь всякая ерунда на ум. Такое может увидеть обыкновенный светлячок, а светлячков он встречал не раз и не два. Их способности наводили на него ужас, потому что он не сомневался, что не должно человеку знать большую часть жизненного пути, который ожидает его в будущем. Нет, сам он желал стать настоящим пророком, он жаждал видеть – но не маленькие творения мужчин и женщин, расселившихся по всем уголкам этого мира, а великую панораму событий, затеянных Богом. Или сатаной – это Сказителю было без разницы, поскольку и тот, и другой обладали собственным, хорошо продуманным планом дальнейших действий, и поэтому каждый имел хотя бы приблизительное понятие о будущем. Конечно, предпочтительнее общаться с Богом. Те творения дьявола, с которыми Сказителю пришлось столкнуться в жизни, причиняли ему одну боль – причем каждое по-своему.

В этот на диво теплый осенний день дверь церкви была настежь распахнута, и Сказитель без труда проник внутрь вместе со стайкой жужжащих мух. Изнутри здание было не менее прекрасно, чем снаружи, – церковь относилась к шотландской ветви, это было видно сразу, – только внутри оно было насыщено лучами света и свежим воздухом, царящими среди выбеленных стен и застекленных окон. Даже шпоны и кафедра были вытесаны из светлого дерева. Единственным темным местом в церкви казался алтарь. Поэтому взгляд перво-наперво падал именно на него. А поскольку Сказитель обладал даром видения, то он сразу распознал следы жидкого касания на его поверхности.

Медленными шагами он подошел к алтарю. Он направился к нему, поскольку должен был убедиться наверняка; а шел медленно потому, что такой вещи было не место в христианской церкви. Изучив коробку, он понял, что не ошибся. Точь-в-точь такой же след он видел на лице человека в Дикэйне, который, зверски убив собственных детей, свалил вину на краснокожих. Подобная слизь покрывала лезвие меча, обезглавившего Джорджа Вашингтона[19]. Она напоминала тонкую пленку мутной воды, незаметную, если не смотреть на нее под определенным углом и при должном освещении. Но Сказитель научился безошибочно различать ее, натренировав глаз.

Вытянув руку, он осторожно коснулся указательным пальцем наиболее явной отметины. Потребовалась вся сила воли, чтобы удержаться от крика, – так жглась эта слизь. Рука, от кончиков пальцев и до плеча, дрожала и мучительно ныла.

– Добро пожаловать в обитель Господню, – раздался чей-то голос.

Сказитель, сунув обожженный палец в рот, повернулся к говорящему. Мужчина был облачен в одежды шотландской церкви – пресвитерианин, как звали этих людей в Америке.